Развозова, живо напоминавшего сейчас какого-нибудь вождя американских краснокожих, я решил снова вернуться к делу. – Ладно. Так я могу твердо рассчитывать на то, что наши лжемины сработают как надо?
– Почти наверняка, ваше превосходительство.
– Вот и постарайтесь, чтобы «почти» исчезло из вашей фразы. И учтите, что отвечать за неудачную имитацию на своем корабле будет именно его минный офицер, а не мичман, которого вы попытались использовать как прикрытие на всякий случай. Забирайте протоколы, подпишитесь под ними сами и подписи с ваших коллег соберите. Завтра в это же время жду вас с докладом об исполнении, и протоколы заполненные принести не забудьте. Можете идти.
Письмо мичмана Василия Соймонова
Дорогая моя Оленька!
Наверное, в целом мире не хватит ни слов, ни бумаги передать, как я по тебе соскучился. И пусть прямо напротив Артура в море привычно болтаются японские крейсера (нынче это, кажется, «Сума» капитана Точиная и «Акаси» капитана Миядзи), но я каждый день просыпаюсь с тайной надеждой на то, что именно сегодня каким-то чудом снова придет твое письмо.
Сам я твоими молитвами вполне здоров и сейчас, наконец, могу тебе рассказать, чем был занят последнее время.
Вечером того же дня, когда я написал тебе предыдущее письмо, к нам, инспектируя корабли эскадры, заглянул сам командующий – контр-адмирал Вирен. И увидев, что наш командир, лейтенант Колчак, еле ходит из-за сильной боли в коленях, тут же, несмотря на все возражения, отправил его в госпиталь, откуда тот вернулся только позавчера. На самом деле Колчак – настоящий герой – и в мирное время весь застудился, открывая новые земли там, где, говорят, даже полярные медведи не живут, и, едва началась война, добился своего перевода сюда, но с нашим адмиралом, знаменитым своей требовательностью на весь императорский флот, даже у Колчака поспорить не получилось.
А мы с минным офицером все это время были в команде, которая в строгой тайне испытывала на стареньком «Забияке» тот сюрприз, который сегодня увидели японцы и о котором ты, несомненно, прочитаешь в газетах раньше, чем в моем письме.
Там произошел презабавнейший случай, когда после проведения испытаний невозможно было найти ни главного инженера, ни старших офицеров, чтобы подписать окончательные бумаги. Позже оказалось, что инженер, по благополучном окончании работ, решил отметить это событие, да так славно отметил, что был найден только на другой день в самом глубоком трюме «Забияки» сладко спящим в обнимку с пустой бутылкой. Офицеры же по разным причинам сослались на невозможность прибыть и поручили все на мое усмотрение. Тогда, поскольку дело было ясное и срочное, мы со вторым инженером сами все и подписали. А сегодня утром я сам наблюдал с берега, как взрывались, оседая в море, корабли, и со слезами на глазах провожал в последний путь перевернувшийся броненосец.
И надо же было случиться, что именно сегодня японцы вновь пошли на штурм – с запада целый день доносится жуткая канонада, а нам