На костюме ни пятнышка, ни складочки. Туфли блестят. Прическа: волосок к волоску. И лицо – посмертная маска Тутанхамона, гладкая и любезная. Уверен, час назад Кристя приняла душ, обновила косметику и поменяла прокладку – так готовятся к встрече с Господом.
Я открыл дверь и отступил, нехотя пропуская сестру в прихожую, она же входить не спешила. Прижимая полусогнутой рукой к груди сумочку (долларов пятьсот, не меньше), она с легким оттенком брезгливости рассматривала мои волосатые ноги, беспомощно торчащие из-под халата.
Голову на отсечение дать готов: ей сразу захотелось их побрить какой-нибудь разрекламированной дрянью – дорогой и неэффективной.
– Я невовремя? – наконец спросила она.
«Ты всегда невовремя», – зло подумал я и нежно ответил:
– Ну что ты, малышка, очень рад тебя видеть.
Лишь после этого Кристина вошла, рыская взглядом по углам в поисках достойного места для своей бесценной сумочки.
– Давай в свой сейф положу, – предложил я, с ужасом отмечая, что Кристина надолго. В противном случае сумочка осталась бы торчать у нее подмышкой.
– Да-да, положи, – согласилась она, протягивая мне и сумочку и щеку для поцелуя.
Как только я ее чмокнул, гладкое фарфоровое лицо начало складываться в отвратительную плаксивую гримасу.
– Ах, Роби! – простонала Кристина, отталкивая меня и решительно проходя в гостиную.
Я уныло поплелся за ней, готовясь бездарно отдать младшей сестрице дюжий кусок своего драгоценного времени. Еще не известно сколько его вообще у меня осталось.
Словно подслушав мои мысли, Кристина истерично взвизгнула:
– Ах, Роби! Я жить не хочу!
Жалея, что поздно узнал об этом, я холодно поинтересовался:
– Надеюсь, у тебя есть веские причины?
Она заломила руки:
– Роби! Я ушла от него! От этого деспота, жмота, кобеля и тирана! Я наконец от него ушла!
Предчувствуя для себя новые травмы и не скрывая ужаса, я осведомился:
– Неужели ко мне?
Она мгновенно прекратила истерику и, грозно сверкая взглядом, рявкнула:
– А куда мне еще уходить?
– При всех твоих квартирах, домах и виллах, очень странный вопрос, согласись.
Но Кристина была не согласна. Ее глаза метнули парочку молний, а рот выплюнул:
– Ты что, не понимаешь: Макс бросил меня!
Это называется «я ушла от него!».
Катастрофа!
Я где стоял, там и сел: слава богу подо мной оказалось кресло. Кристина пристроилась на диване напротив и начала реветь. Я смотрел с жалостью и отвращением.
Мужчина на женский рев только так и может смотреть. Видеть как исчезает лицо, как брови, глаза, щеки и губы смешиваются в одну грязную бесполую массу – невыносимо. В конце концов я не выдержал и, отворачиваясь, спросил:
– И что теперь будет? Как ты теперь собираешься жить?
Всхлипывая, она пожала плечами, но ответила вполне рассудительно:
– Слава богу, в нашей семье есть мужчина, вот ты и думай. Теперь только ты несешь