медленное, как таяние морозного узора на оконном стекле, преображение реальности.
Сначала перед ее взором подернулась дымкой и задрожала верхняя одежда пассажиров – пальто, шубы и шубки, куртки на рыбьем меху и дубленки на овчине, шапки, шапочки, платки, береты, шляпы, кепки… Даже показалось, что в салоне стало посвободней. Ненадолго.
Потом, словно ветром сдуло, пиджаки, кофты, жилеты, свитера, брюки, юбки, платья…
Картина приобретала явно комический колорит, хотя, наверное, не совсем со здоровым оттенком.
Правда, пассажиры по-прежнему плотно прижимались друг к другу и закрывали обзор, но кое-что рассмотреть все-таки было можно. Например, «семейные» трусы шестьдесят, наверное, последнего размера в мелкий розовый цветочек очень колоритно смотрелись рядом с мини-бикини длинноногой лолитки, а голубые рейтузы «с начесом» – рядом с ажурными колготками почему-то на голое тело. Всякое в жизни бывает. Видать, не до трусов было…
Пассажиры и в ус не дули, все так же отрешенно глядя в пространство. Однако фантазия уже набрала темп и не позволяла Женщине долго подхихикивать над нелепостью исподних одеяний ее сограждан и гостей Города. Насчет собственного вида Женщина комплексов не имела. Нижнее белье было ее маленькой слабостью, наносившей немалые раны семейному бюджету. Женщина всегда ходила в старом потертом мышиного цвета пальто, но не могла выйти из дома, не надев наисвежайших новомодных трусиков и соответствующего им гарнитура. Почему? Зачем? Женщина не задавала себе подобных вопросов по этому поводу, потому что от того, что на ней надето, хотя и не видно никому, зависело ее самоощущение.
Поэтому и сейчас, раздевая себя вместе со всеми, женщина была абсолютно уверена в себе. И даже если кто-то другой попытается мысленно раздеть ее, то он не увидит ничего, кроме того, что на ней надето, ибо именно оно определяет выражение ее лица и позу…
Однако на кустодиевской толстухе, расплывшейся по сидению перед Женщиной, уже растаял необъятный корсет и, наверное, трусы, но нависавший над сидением живот не позволял убедиться в этом визуально.
Тщедушный старичок, прижатый мощной девой к углу сидения, никак не реагировал на явление ему такого плотского роскошества, а все так же нездешним взором пронизывал пространство перед собой. Впрочем, судя по тому, что открылось, когда исчезли затрюханные подштанники, реагировать ему было нечем.
Хрупкая недоразвитая лолитка упиралась прыщиками грудей в мощный живот гиганта, подпиравшего загривком потолок салона, подобно Атланту. Взгляд лолитки буквально упирался в фантастически мощное фаллическое сооружение Атланта, при виде которого Женщину невольно охватил почти священный трепет, смешанный с ужасом, когда она представила на мгновение, что это «сооружение» могло сотворить с ней, а лолитка ничего не видела. Взгляд ее проходил сквозь фаллос, достойный украсить любого древнеязыческого бога, и не замечал его.
Интеллигентного вида мужчина лет сорока, на которого Женщина,