вашем вонючем. Застрял, понимаешь. Дела.
«Знаем мы твои дела, – подумала Мара. – Бухло да телки. И все на халяву».
– Так ты где? – спросила она, показала зрителям средний палец и вышла из зоны обзора.
– В отеле, – сонно ответил Ясик. – Четыреста двадцать четвертый номер… Нет, четыреста сорок второй, во.
– Так двадцать четвертый или сорок второй?
– Сорок второй, тебе русским языком сказано. Ты тупая?
Вот бы сказать ему «сам тупой», прибавить еще несколько характеристик и оборвать разговор. Но Мара не могла поступить так. Ясик был ее единственной надеждой. Только он мог подтвердить ее алиби. Провела с ним всю ночь, ни с каким Андреем никуда не ездила, так что отвяжитесь.
После увиденного сюжета о бандитской разборке, тревога занозой засела в сердце Мары. Они здорово подставились, когда отвезли того хмыря в больницу. Теперь их ищут, и еще неизвестно, кто найдет первый: полиция или братки. Второй вариант был пугающим. Из Андрея сделают козла отпущения, а из Мары – козу. Будет блеять на четвереньках, и это в лучшем случае. Нет, она не хотела становиться ни жертвой бандитских разборок, ни подозреваемой в соучастии в преступлении. Вот для чего ей так нужна была эта встреча с Ясиком. И ради этого можно было даже раскошелиться на дорогое пойло.
– Хорошо, – сказала Мара. – Я выезжаю.
– Нет, ты все-таки тупая, – с удовольствием констатировал Ясик. – Куда ты выезжаешь?
– Как куда? К тебе. Четыреста сорок второй номер.
– Но-омер, ха-ха. А отель? В какой отель?
– Черт, забыла. – Она нервно засмеялась. – Так какой отель?
– «Уайт Стар». – Подумав немного, Ясик добавил: – «Уайт Хорс».
– Так «стар» или «хорс»?
– Ох, ты и дура. «Уайт Стар» – это отель. «Уайт Хорс» – виски. Белая лошадь, значит. И-го-го! Три белых коня, эх, три белых коня…
Ясик заржал. Почти по-лошадиному.
В его номере было дымно и пахло давно пьющим немытым мужчиной. Он лежал на кое-как застланной кровати абсолютно голый, с мутным взглядом и волосатым животом, колышущимся при каждом движении. Окно было зашторено. Пол и тумбочка возле кровати были заставлены пустыми бутылками и объедками на одноразовых тарелках. По телевизору шел какой-то старый советский фильм.
– Табличка «донт дистьюрб» для кого вывешена? – прогудел он, прикрываясь ладонью. – Не беспокоить, значит. Ты чего вламываешься без спроса, тля? – Сфокусировав зрение, он крякнул и убрал руку с паха. – А, это ты, Мара. Мара-шмара. Вискарь принесла?
Вместо ответа она приподняла звякнувший пакет.
– Я окно приоткрою, ты не против?
– Против, – сказал Ясик. – Там шумно и солнце.
– А кондиционер? Жарко у тебя.
– Кондик тополиным пухом забит, говорят. Чистить надо, а мне в лом. Раздевайся, если жарко.
– Терпимо, – сказала Мара.
– Все равно раздевайся. Ты теперь у меня референт, верно? Ну, не стой столбом.
Поколебавшись, она подчинилась. Хотела сначала оставить трусы, но передумала. Они были новые, дорогие, а такие ублюдки, как