Клочок войлока – надо посмотреть внимательнее, чтобы не осталось волосков. Еще надрез. Казаков, под каким градусом бы ни был, тихонько взвыл и слезы потекли бурным ручьем. Только в бездарных книжках говорится, будто настоящие мужчины не плачут – естественные рефлексы, как это ни жаль признавать, присутствуют даже у Самых Настоящих Мужчин и слезоотделение к таковым рефлексам относится непременно.
Кажется, чисто. Тампоны из темно-пурпурного шелка, вымоченного в спирте и как следует просушенными, промокли кровью все до единого, но деятельная Мария Медиоланская, взявшаяся помогать, постоянно вертит новые, разрезая жутковатого вида ножницами драгоценный шелк Беренгарии.
– Беренгария! Стяните пальцами рану! Нет, сначала дайте иголку!
– Возьмите, – принцесса вытащила из металлической коробочки с вычурной восточной чеканкой мокрую от спирта иглу со вдетой ниткой. – Как держать? Правильно?
– Края раны должны сойтись… Не перекашивайте, а то потом ему будет трудно работать рукой из-за грубого шрама. Серж! Серж, ты меня слышишь?
– Пошел в жопу, – очень тихо, но уверенно отреагировал Казаков.
– Пальцы действуют? Пошевели.
Пошевелил. Слабенько, но работают. Замечательно!
– Кошмар!.. – бормотал Гунтер, прокалывая толстой прямой иглой кожу. – Никогда бы не подумал, что человек такой твердый. У мессира оруженосца шкура, будто у бегемота… Или у носорога.
Люди, которые никогда не шили по живому человеку и которым из-за особых обстоятельств или по неотложной необходимости приходится впервые накладывать швы, всегда удивляются, насколько тяжело проткнуть такую, казалось бы, податливую и мягкую кожу. Особенно если совершаешь эту процедуру не хирургической иглой, а подручным материалом – то есть хранящейся у каждой уважающей себя женщины и запасливого мужчины иголкой для шитья, а то и просто заточенной скобой. Следует дополнить картину непрекращающимся кровотечением, мгновенно промокающими тампонами, бестолковостью помощников (только монахини, неплохо освоившие лекарское искусство, хоть немного соображают) и липкими, скользкими пальцами, из которых выскальзывает инструмент. То еще удовольствие.
– Семь швов, – констатировал Гунтер, любуясь своей работой. – И еще четыре внутри. Пытался мышцу сшить, уж не знаю, как получилось… По-моему, правильно. Преподобная Мария, перевязывайте.
Аптечка Казакова располагалась в длинной пластиковой коробке с надписями на английском языке. Куча непонятных маленьких приспособлений в запаянных прозрачных пакетиках, шприцы-тюбики, известные и во времена Второй Мировой, а самое главное – роскошный перевязочный материал специально для тяжелых повреждений. Гунтер, немного подумав, разорвал один из пакетов, в котором оказалась странная подушечка с поверхностью, похожей на тонкий металл, приложил ее к свежей ране и быстро примотал прилагавшимся розовым бинтом. Мария Медиоланская наложила сверху несколько шелковых