не понял.
Он нащупал брошенную на пол одежду. Телефон лежал во внутреннем кармане пиджака, и Логан с трудом его достал. Аппарат зацепился за складку, не поддавался, и реальность вернулась. Телефон был выключен. Когда Логан это сделал? Он не помнил. Но что он вообще помнил сейчас о минутах, существовавших, будто в отделенном от реальности пространстве-времени?
– Не надо, – сказала Эмма.
Он выпустил аппарат из руки, и телефон выпал в иную реальность, где другой Логан его подхватил, включил, набрал знакомый номер и извинился перед Кларой за опоздание. «Скоро буду, уже еду, я тебя люблю».
Из этой фразы он сумел повторить только ее окончание.
– Я люблю тебя.
Он не должен был этого говорить. Он должен был сказать совсем другие слова. Обязан сказать.
– Эмма…
– Не надо, – повторила она.
Он собрался с духом.
– Ты не сказала мне, что твой муж – Эдвард Хешем.
Он закрыла ему рот ладонью.
– Ты не сказал мне, что ты – Свидетель.
– Ты видела мои фотографии в газетах.
Она отстранилась.
– Ты действительно думаешь, что я специально…
– А что же мне думать? – воскликнул он, вспомнив, как позавчерашним утром (неужели позавчерашним? Казалось, прошла вечность) ощутил любовь к женщине, о которой еще ничего не знал. Разве тогда он понял, что это была семичасовая прегрессия – именно столько и прошло до их встречи на заправке?
Они сидели друг против друга на ковре – оба в позах лотоса, будто два йога. Говорить было бессмысленно. Обвинять Эмму? Она не могла подстроить встречу, он и сам не знал за минуту до того, как свернул с трассы, что проедет через Ройстон.
Она могла узнать его и воспользоваться случаем, чтобы…
Эмма поднялась и сказала:
– Пожалуйста, отвернись.
Его одежда была в беспорядке разбросана рядом, он стесненно начал одеваться, не оборачиваясь, он даже дыхания Эммы не слышал – может, она ушла? Может, он остался один?
– Уходи, – сказала Эмма, и он обернулся. Она была красива, как никогда. Он потянулся к ней, она отступила на шаг, и он тоже отступил, рассудок не мог смириться с произошедшим.
– Уходи, – повторила Эмма и отошла к двери, которая вела, по-видимому, в одну из внутренних комнат.
– Эмма, – сказал он, – прости меня, я во всем виноват.
Он знал, что должен уйти. Уйти и никогда больше не звонить, не назначать встреч, не принимать ее звонков. Он не имел права…
Права полюбить?
Не имел права поддаться этому чувству.
– Прости, – повторил он и пошел к выходу. Он хотел обернуться, чтобы понять, каким взглядом провожала его Эмма, но это желание Логан сумел побороть. Дверь открылась в ночь, во дворе не горели фонари, и он постоял минуту, привыкая. Звезды медленно проявились, будто разошлись скрывавшие небо тучи, и он сумел разглядеть гравиевую дорожку, по которой вошел в дом.
За его спиной захлопнулась дверь, и раздался характерный щелчок.
Что