дочь набиралась опыта именно здесь, ты не находишь?
– Да, конечно, – иронично ответил Марцио.
– Марцио, она действительно молодец! Прекрати смотреть на меня с таким сарказмом! И потом, пока я беру ее на год именно ассистировать. Посмотрим, что она из себя представляет. Если ты скажешь, что она не достойна нашей бригады, я не буду ее брать.
– Я не бог, чтобы вершить судьбы людей, – сухо ответил Марцио.
«Бедная девушка… – подумал Томмазо. – С профессиональной точки зрения, она счастливица, самая везучая из всех ассистенток в Италии! Но с моральной точки зрения…» – мысленно ужаснулся Томмазо.
– Что касается ее матери… – решил Томмазо сменить тему. – У нее дилатационная кардиомиопатия. Она страдает жестокой одышкой, с трудом передвигается, плюс у нее серьезные проблемы с почками: насколько мне известно, ей противопоказана общая анестезия. Мой друг в самом деле потерял надежду. Похоже, если кто-то будет в состоянии помочь, то только ты. А больная очень хочет дожить до того момента, когда дочь выйдет замуж.
– Весьма размытые сроки, мне кажется, – прокомментировал Марцио.
Томмазо неодобрительно покачал головой, но улыбнулся тем не менее.
– Не думаю. Все-таки ей уже около тридцати…
– У медиков иные временные рамки, – хмыкнул Марцио. – Сейчас она в другой больнице? – уточнил он.
– Дочь? Работала во флорентийской, сейчас она уже в Турине, завтра придет.
– Дочь меня мало интересует, я спрашиваю про больную, – скривился Марцио.
– Аааа… Вроде она во Флоренции. Они там живут. Некоторое время назад она лежала в больнице Рима… – неуверенно сказал Томмазо. – Хотя, возможно, я и ошибаюсь. В документах все написано, – кивнул он на папку.
Марцио бросил беглый взгляд на серую картонную папку с надписью «Grimaldi». На миг в его глазах промелькнуло какое-то странное выражение, будто что-то неожиданно кольнуло его и причинило боль. Но это, разумеется, маловероятно: ему ничто не причиняло боль.
Уже в следующую секунду это выражение бесследно исчезло. Даже если что-то и потревожило его, он отбросил эту мысль, как абсурдную. Марцио взял папку и быстро просмотрел распечатки, лежащие в ней. Глаза его тут же зажглись. Работа была единственным, что зажигало его глаза.
– Сколько ей лет? – поинтересовался Марцио.
– У меня, к сожалению, нет всех ее точных данных. Это лишь заключения обследований, которые переслал мне ее муж. Что-то около шестидесяти, может, чуть меньше.
– Не слишком старая… – задумчиво проговорил Марцио.
– Именно. Но медики флорентийской больницы отказываются проводить операцию. Позвони им сам и узнай, какие доводы.
– Ясное дело… – кивнул Марцио.
– Думаешь, было бы возможно спасти ее?
– Откуда я знаю? – пожал Марцио плечами. – Может, она умрет раньше, чем я ею займусь. Но попробовать нужно в любом случае.
Вот почему его так ценили и прощали ему циничность и сарказм: для него не существовало причин отказаться, он боролся