новых. Таёжный закон гостеприимства и выживания. С гостем делись, а сам не тронь чужого. Соблюдай порядок, и оставь после себя всё, как было. Справедливо.
И вот лазим по холодным темнеющим зарослям, щедро окатывающим дровосеков накопленной за двое суток влагой. Рубим, ломаем. Кормим чадящий очаг. Поедаем клубы дыма. Смахиваем рукавами слёзы, растираем красные глаза.
Дым есть, а огня нет. Фантастика! Есть греча, и есть тушёнка. Где мы сейчас? Помнит ли ещё кто-нибудь о нас на Большой Земле?
Туха и сгуха
Мы бежим по горам. За спиной – долины, впереди – вершины. Справа – река, слева – пропасть, под ногами – камень, куст и вода.
Нас длинная вереница. Впереди «быстроногие олени»: озарённый солнцем Ваня – любитель «Калинова моста», девушка тонкой душевной конституции Аня и ещё пара худых и жилистых бойцов, все они не отстают от Виктора. Вот они-то, честно говоря, и бегут, а мы – так, тянемся… Шлёпаем и месим. Наш клуб четырёх пытается не отстать от молодой супружеской пары, примкнувшей к Малявинскому в Эрлаголе с целью (как я тогда думал) экстремального романтического путешествия… За нами семенят зрелый мужчина с сыном, последнему на вид лет тринадцать. В хвосте ковыляет «пятая колонна» – семнадцатилетние юнцы-абитуриенты, среди которых помню светловолосого румяного Максима и чернявого парня Б-Тенниса. Почему «Б-Теннис» – фиг его знает, меткие прозвища людям с лёгкой руки даёт Лёха, и они переживают их имена… Известно только, что «Б-Теннис» означает «большой теннис», хотя, ясное дело, паренёк тот в теннис не играл, ни в большой, ни в малый. И наконец, замыкает колонну Саша, сын Виктора. Не потому, что он самый медленный, а затем, чтобы никто не потерялся. Саша иногда убегает вперёд, но рано или поздно возвращается, чтобы собрать убитых и
Разношерстность компании могла бы скрасить будни, если бы у нас была возможность общаться на ходу. На вопрос: «Что ты запомнил из похода?» все единодушно отвечали: «Ноги впереди идущего, которые месят грязь». Поговорить с сопоходниками удавалось лишь на стоянках, когда уже ни сил, ни желания шевелить языком не имелось. Там надо было спешно ставить палатки, рубить дрова, готовить ужин. Или обед… У нас, представьте себе, были обеды! Бонус из категории невероятного. Когда солнце валилось за полдень, и местность была подходящая, Виктор по чесноку тормозил партизанский наш отряд, быстренько сооружали костёр, ставили котелок на огонь… На обед уходило всего час-полтора.
И вот сидим в мохнатом таёжном углу на пригорке, радуемся передышке для ног и плеч, варим пузырящуюся сублимуть, черпаем чай большими пластиковыми стаканами из-под сметаны… Лучшая походная кружка в девяностые, между прочим: дёшево и сердито.
Лёха Ващев – великий мифологизатор похода. Его системе словообразования обязаны такие нетленные термины, как «форчмить», «подонок», и главное – «сублимуть». Попробую описать, что это такое.
Походная