опять женился – выяснилось, что есть женщины, которых устраивают журналисты из занюханных газетенок. Я, кстати, познакомился с его новой женой, когда приехал в родной город, – она приятная.
А потом предстояла встреча с мамой. В детстве не замечаешь многого. Например, оказалось, что мы жили в плохом районе. В детстве этот набор серых пятиэтажек казался вполне себе симпатичным.
Я шел к родному дому с чувством тревоги. Ибо где память – там слеза.
Мама стала седая и серая, что те пятиэтажки. На лицо осунулась, руки у нее загрубели пуще прежнего, хотя и раньше были не очень – от домашней работы.
Обняла скупо, будто и не рада.
Мы сидели в моей старой комнате – там теперь столик, можно попить чай. Обои прежние – до сих пор на них красуется мой кривенький чебурашка, одно ухо больше да кривее другого.
– Знаешь, мою научную статью в журнале опубликовали, – говорю я. – С конференций не вылезаю.
– Ну, – строго отозвалась мама. – А с деньгами-то чего? Без них ведь не жизнь.
– Я на своем месте. Это главное.
– Ой, сын. Лучше бы меня тогда послушал. Зайди на любой сайт с вакансиями – посмотри, какие там зарплаты у инженерных кадров.
Она немного помолчала и продолжила с какой-то виноватой интонацией:
– Ты был злым ребенком. Трудным. Этот еще твой дефект. Орал все детство, будто тебя режет кто. Но я действительно хотела, чтобы у тебя все получилось. Не так, как у нас с отцом. А ты что? Приезжаешь и выдаешь – я, мол, почти пошел по его стопам!
– Я был трудным?
– А легких деток разве таскают к психиатрам?
Чебурашка со стены глядит на меня не отрываясь.
– Ты был непослушным.
– Правда? И ты всерьез считаешь, что этот рисунок на стене… что… – я заговорил неровно от волнения. – Испорченные обои стоят шрамов у меня под глазом?!
– Ты меня тоже тогда оцарапал. Весь локоть разодрал.
Она замолчала.
Тьма.
Ть. Ма.
Мать была необъятной глыбой из мягкого тумана. Она перемалывала меня, как глину, вкладывала в мою бедную голову не мои мысли, заставляла хотеть то, чего я не хотел. Я не видел глаз, не знал лица, но помню, что у нее были руки цвета пережженного кирпича. Эти руки тянулись ко мне, липли к трясущемуся телу и искали горло, чтобы… чтобы что, мама?
Яков Пешин
Хлам
– Я тебе говорю, она сама его съела.
Отец указывал пальцем на собаку. Рита, лабрадор, сидела в углу комнаты и виновато мела хвостом. Вся морда животного была перепачкана в чем-то красном.
– Ерунды не говори! Это лабр, а не ротвейлер, – резко ответила мама.
– Да какая разница кто? Инфантицид в природе – рядовое явление. – Мужчина опустил руку и зло, свысока смотрел на жену, которая упрямо не желала принять очевидное. – Как же мне надоела вся эта звероферма.
Отец привык оставлять последнее слово за собой,