вам вряд ли это можно понять, согласитесь?
– Будешь?, – напарник мой, Диман Матюшов, протягивает закоченевшую на морозе честную половинку шоколадки, откусив перед этим деликатно. Я взял покорно, сунул в рот, жую…
Тут надо опять вернуться к шиферу, ибо именно этот грохот в голове должен происходить у каждого, как мне кажется, если кому надо аккуратно прожевать кусочек. Вкусный, с орешками и карамелью, пузатенький огрызок дробится зубами на холоде с таким громким звуком, аж воробьи на ветке переглянулись, смолкнув тревожно. … Пол-часа назад лишь только мы с Димой спокойненько так себе надрывались из последних сил на крыше, долбя наледь, и ни чего не предвещало беды, как вдруг Диме кто-то позвонил, и вот мы уже пулей рванули к его бабуле в другой район, и тащим уже маленькую сухую бабушку в мягких носилках по лестнице подъезда, а врач «Скорой помощи» путается у нас под ногами:
– Головой вперёд, мужчина… Головой, я говорю! Вы что, совсем уже?.. Как маленькие, ей-богу… Ногами ещё рано…
И мы аккуратно вышли из подъезда, и положили бабушку на каталку перед машиной, а бабушка совсем по-детски боится, что «сроним», и хватает меня холодной костлявой ручкой за запястье, а врачиха ворчит привычно по-доброму:
– Нина Павловна!.. Ды… Отпустите вы его!.. Вы же мешаете!.. Ну что вы, как маленькие, ей-богу…
…Бабушку похоронили через три дня, и Димычу на голову свалилась новая напасть. И квартиру надо переоформлять, и ремонт, и то, и сё…
… – Всё детство я вдвоём с бабулей…
Чай из моего термоса Диман всё время нахваливает. У него термос остывает моментально, а в моём чай остаётся горячим очень долго.
… – В поезде как-то едем… Хах!.., – смеётся, вспоминая.
Взмокшие и уставшие, сидим мы на чердаке очередной крыши, отставив в сторону лопаты и верёвки, обедаем.
– А мне бабуля перед поездом строго-на-строго так, мол: «Дима! Если что – скажи тёте, что тебе семь лет!».. Ха-ха-ха…, – отхлёбывает, – … Сэкономить хотела. А проводник подходит, мол, а сколько лет мальчику? До семи лет бесплатно же было. А я такой, мол, чё это за фигня? Мне уже неделю как восемь лет, а бабуля мне хрень какую-то говорит – семь! Прикинь?.. И я такой проводнице, мол, мне восемь лет! Бабушка мне: «Дима!.. Тебе же только семь…". А я рогом: " Бабуль, ты чё? Мне уже восемь лет!"… И пришлось платить, короче… Пол-билета. Ха-ха…, – закуривает смачно, – В купе потом бабуля мне, мол, Дима!.. Я ж тебе говорила, касатик!.. Ты чё, забыл?… Вся от стыда красная… А я, мол, да как же, бабуль?!.. Мне же уже восемь!.. Хах!.. Прекинь?.. А она мне: «Дима!.. Я ж просила тебя, скажи тёте, что тебе семь лет!».. А я как баран… Восемь мне! Чё это за фигня!.. Ха-ха-ха-ха!… Короче спорили-спорили мы с ней, и бабуля в сердцах меня по морде пакетом целлофановым, чтоб заткнулся я уже… Легонько. А в пакете, оказывается кроме полотенца, ещё и баночка с вареньем. Пол-литровая… Забыла бабуля про баночку… Ха-ха-ха…, – Дима закашлялся от смеха, проплевался, и продолжает с удовольствием, – Сколько