табу и нормы морали причитают паническим шепотом: «Парень, ты убил человека! Переступил такую черту, к которой даже подходить не надо. И повернуть судьбу вспять невозможно. Твоя жена спит с убийцей, убийца целует твоих детей. И что будет дальше?» Телевизор уверяет тебя, что ты герой. Да ты и сам это понимаешь. А приятель, случайно узнав о твоем прошлом и поняв, что ты лично, своими руками… Приятель бледнеет и прячет глаза. Ты для него – человек за чертой. Добрый, умный, ни в чем не виноватый… Но – другой. А хуже всего то, что этот конфликт… Он неявный, он глубоко внутри. Панический шепот не так просто услышать, а приятель и сам не всегда понимает, почему ваши отношения изменились.
Все это может зреть и расти внутри человека всю жизнь. А может вырваться наружу, послав его в «Макдоналдс» с помповым ружьем.
Отец Алексий хлебнул войны с избытком. Первая чеченская кампания, грызня между абхазами и грузинами, гражданская война в Югославии… На его счету были десятки жизней. Он убивал в упор, с больших расстояний, ножом, руками, оптом и в розницу. И так или иначе, спрашивал себя – кто же он такой? Герой или некто за гранью? А когда нашел ответ, ушел в монастырь – молиться за убитых им врагов, проповедовать детям да удивлять заезжих армян. Ушел в другую жизнь, где про убийство все однозначно ясно. За прошедшие пять лет монашества он лишь пару раз покидал пределы обители, с опаской и ненадолго возвращаясь в прежний мир.
Однако все в этой жизни меняется, хотя порой и незаметно. Случилось так, что в один из нелегких, но светлых дней своей монастырской жизни отец Алексий повидался со старшим братом Серегой. Монах был бы безмерно счастлив обнять его, вдыхая почти забытый запах родного человека. Но саудовский снайпер, что был на заработках в Чечне, раз и навсегда избавил их от такой возможности. Удалось лишь поговорить.
Монаху снилось, что он раздает послушникам строительный инструмент, ведь братия своими силами реставрировала часовню в обители. И вдруг в одном из послушников он узнал брата. Тот слегка постарел, словно продолжал жить где-то рядом обычной земной жизнью.
– Братишка пожаловал! Вот так радость негаданная! – расплылся Алексий в счастливой улыбке. Отдавая Сережке мастерок и ведро, он отчетливо понял, что спит.
– Привет, хулиган! Как жизнь праведная?
– Да какая ж она праведная? Грешники мы, потому и в монастыре. Ты как? Счастлив? Нашел свой покой?
– Какой покой? Ты о чем? У меня же младший брат есть! Не было с ним никогда никакого покоя. То фломастеры утащит, то учебники казенные разрисует под хохлому, то зубы оставит на дискотеке.
Монах тепло рассмеялся:
– Серега, да брось ты! Вечно мне теперь эти фломастеры вспоминать будешь? Господь прощать велел. Слыхал об этом?
– Ему хорошо велеть! Ты у него фломастеры не таскал.
– Богохульник ты окаянный, – шутливо погрозил он Сережке кулаком.
– Он бы это так не воспринял, – предельно серьезно сказал брат.
Поняв, что