бледно было напечатано семь цифр – 310 17 23, потом пропуск, потом еще цифры – 12 03 2003 14.30.
Дальше шел собственно текст, который выглядел несколько непонятно: «Сертолово терминал № 7 блок 4 секция 18 конт 2248».
И все, больше на листке ничего не было.
– Что ты об этом думаешь? – нетерпеливо спросила мать.
– Хм, а вы уверены, Александра Михайловна, что это письмо для вас?
– Да не для меня, я тут ничего не понимаю, но что на конверте почерк Жени, племянника, в этом я не сомневаюсь. Ведь он, можно сказать, на моих глазах вырос и в школу тут ходил, когда они с сестрой здесь, в этой квартире, жили… – Голос у старушки дрогнул. – Так что же это такое?
– Это факс, – дала Надежда исчерпывающие объяснения. – Вот тут, наверху, видите? Номер, похожий на телефонный, так это номер факса, то есть откуда он был отправлен. А дальше дата – вот, смотрите: двенадцатое марта две тысячи третьего года.
– А дальше что? – нетерпеливо спрашивала мать. – Что в самом письме?
– И зачем Женя его послал? – вторила ей соседка.
– Вот уж этого я не знаю, – честно призналась Надежда, хотя кое-какие подозрения у нее были.
Она еще раз внимательно прочитала текст. Что-то такое крутилось в голове насчет Сертолова, но хорошенько порыться в памяти мешали старушки. Александра Михайловна уставилась на письмо со страхом, как будто ожидая от него больших неприятностей.
Надежда перевернула листок. На обороте от руки карандашом было наспех нацарапано: «Горох – 8, оф. 318, 324-28-39». Мигом сообразив, что это значит: улица Гороховая, дом 7, офис 318 и номер телефона этого самого офиса, – Надежда показала каракули Александре Михайловне:
– Вам адрес этот не знаком?
– Почерк мне знаком, – вздохнула та. – Женин это почерк.
– Так-так. А скажите, Александра Михайловна, что племянник про письмо говорил, когда звонил вам?
– Да ничего особенного он не говорил, получишь, говорит, письмо, теть Шура, так сразу домой иди, письмо спрячь и никому не показывай. И никому не отдавай, пока я сам за ним не приду. – Старуха вдруг посмотрела на Надежду с подозрением и забрала из ее рук конверт.
– Значит, письмо то самое, которое он послал. А что же вы на почте-то получили? – спохватилась Надежда.
– Сама не знаю. Подаю я, значит, девушке в окошечко паспорт, погляди, говорю, милая, есть ли мне что. Она говорит: «Ивановой – есть!» И подает мне конверт. Я и взяла, а смотреть на адрес не стала, потому что, откровенно говоря, ничего бы там и не увидела – очки забыла.
– Фамилия тебя, Александра, подвела, – вмешалась мать. – Ивановых-то на свете – пруд пруди, вот девушка и перепутала, дала тебе не то письмо.
«Фамилия не Александру подвела, а тех, кто хотел письмо у нее отнять, – подумала Надежда. – Письмо-то они отняли, да только не то. Вне всякого сомнения, им нужно было это письмо, именно в нем были сведения, так сильно их интересующие, что не побоялись люди пойти на открытый грабеж. И я сильно подозреваю, что девушка в белой шубке даже поплатилась жизнью за то, что принесла не то письмо».
– Про племянника ничего