же Ольшки высказал мнение, будто Леонардо в своих заметках дал все, что мог дать, что систематическая разработка проблем позднее – нечто совсем иное, чем распыленные заметки, и что сетования на равнодушие современников к «непонятому гению» бессмысленны. Если с последним и можно согласиться, то все же из этого отнюдь не следует еще, будто Леонардо не принадлежала честь первой настойчивой постановки новых проблем, лишь позднее разработанных и введенных в систему. Леонардо бросал намеки и намечал темы, – в том, что они в его время не облеклись в плоть и кровь, не виноват ни он сам, ни окружавшие его: не Леонардо и не они не «доросли» до полнокровной реализации замыслов, а сама наука не «доросла» до осуществления необъятной программы, зафиксированной в бессильно-хаотических записях.
Нелишне бросить в заключение общий взгляд на многообразие и богатство заметок. Мы не будем повторять уже сказанного (19) о характере математического мышления Леонардо – о его связанности с практикой и его «эмпирическом инструментализме». Достаточно будет указать, что рука об руку с практическим геометризмом идет «арифметизм» его математического подхода к явлениям природы. Алгебра чужда Леонардо. Его математический метод – искание числовых пропорций в природе, измерение и счет того, что не умели или не хотели измерить и сосчитать другие. Отсюда и зачатки фотометрии (61), и анемометр (64), и интерес к механическим счетчикам пройденных расстояний (66—68), и многое другое (см. отрывки 61—70 и примечания к ним).
Но такой же характер носит и механика Леонардо. Леонардо имел перед собою наследие и античной, и средневековой механики. Равновесие рычагов (ср. 172 и сл.), статический момент (175—178), сложение и разложение сил (141, 178, 179), движепие по наклонной плоскости (134—140) – все это темы, которых касались или к которым подходили его предшественники. Но Леонардо из практики подошел к тем же проблемам, чтобы двинуться дальше. Не забудем, что и честь первого определения центра тяжести пирамиды принадлежит ему (191). Объяснение подвижных блоков (190), изучение сопротивления материалов (192—198), определение коэффициента трения (168—170) особенно наглядно иллюстрируют теснейшее переплетение теоретических и практических интересов. Изучение законов летания точно так же идет рука об руку с проектированием парашюта (256), геликоптера (255), аэроплана (257 и сл.). Не случайно в центре текстильной промышленности, во Флоренции, мысль Леонардо обращается к текстильным машинам. Известна его модель прялки и машины для стрижки сукна. Строитель каналов, инженер-гидравлик, Леонардо столь часто возвращался к вопросам движения и равновесия жидкостей,