туда работать, но тоже вскоре разочаровался. От командования многое зависит… У нас город маленький, отряд ОМОНа как таковой не нужен. А наша группа была двенадцать человек, и мы выполняли функции ОМОНа. Что мне не понравилось. Субординация и все такое… мышиная возня между сотрудниками. Грубо говоря, стукачество… Да много еще чего я не принимал по работе. Если мы, допустим, напрягаем кого-то, знаем, что он виноват, а наш начальник подходит к нам и говорит: «Ребята, этого не трогайте». Спрашивается: для кого работаем? И для чего? Меня такие моменты в работе не устраивали. Ну… коррумпированные органы у нас. Это же все знают.
– И вы знали, когда шли работать в милицию?
– Не знал. Но меня предупреждали. А когда увидел воочию… Почему вот начальнику моему можно, а мне – нельзя, с меня спрашивают. Хотя не столько это закусило, думаю, причина была в другом: я не смог и здесь самореализоваться.
– А чего вам нужно-то было?
– Боевых действий, грубо говоря.
– Зачем?
– Привычка, наверное. Там все было проще, в Югославии, все было ясно. Я стрелял из снайперской винтовки. Убивал.
– За это платили?
– Ну… не так много.
– На что тратил деньги?
– Большую часть денег потратил, когда ехал домой. Как в мирную зону въехали, так сразу и потратил.
– А проще в чем там было? Поехал, убил, вернулся?
– На войне было ясно: здесь друг, там враг. А тут и среди друзей оказываются враги… Просто под маской все скрываются. Это сейчас я воспринимаю такое положение вещей как норму. А тогда я не мог понять, почему люди лживы, лицемерны, почему ходят под маской… Понимаете, я приехал с войны, где такая маска практически не нужна. Вот свой, а вот он – враг, чужой. Черное и белое. И незачем лицемерить, вернее, не перед кем… А здесь другой мир, другие законы. Человек человеку волк, здесь все враги… как в зоне. Я в зоне пытаюсь сохранить в себе хоть какую-то порядочность, грубо говоря, не оскотиниться. Я один здесь…
– В каком смысле один?
– Во всех смыслах я один. Даже если кто-то рядом, если мы выполняем какие-то совместные функции по работе, так вот он сможет в любой момент меня предать.
– В колонии полторы тысячи человек. И каждый сможет предать?
– Да.
– Зачем?
– Ну… он будет лучше питаться, в лучших условиях жить, курить хорошие сигареты. Основное в зоне – это выживание, это на грани разумного эгоизма. А я вот не хочу, когда освобожусь отсюда, выйти таким вот… Я хочу выйти нормальным человеком, потому что у меня скоро будет семья. Я собираюсь расписаться с девушкой, с которой переписываюсь, она приезжала ко мне. Может быть, у меня будет ребенок. И я не хочу со своей женой жить так, как живу сейчас в зоне. Я на самом деле этого не хочу… А на преступление толкнула жажда приключений. Это адреналиновая зависимость, наверное. Мне предложили вариант разбойного нападения, я согласился. Один раз сделали. Срослось! Свою порцию адреналина я получил.
– И в это же время вы продолжали работать в милиции? Вечером – на разбой, а утром – на службу?
– Но