на двери камеры открывается-закрывается «зрачок» – за вами следят круглосуточно! И все время на вас давят стены закрытого помещения, отчего развивается фобия на замкнутое пространство. Когда меня после суда наконец повезли в зону и сажали в автозак, то я первым делом посмотрел на небо и так удивился, оттого что вдруг увидел самолет. Я даже непроизвольно воскликнул: «Смотрите, летит!»
– На суде вы признали вину?
– Да ничего не признал. Хотя и следствие, и суд очень старались доказать нашу вину. Сначала у нас были одни следователи, потом другие. Все московские следователи отказались вести наше дело, поняв, что это политический заказ. Тогда набрали следователей с периферии, пообещали всем московскую прописку. А потом их всех «кинули»…
– Откуда вы знаете?
– Знаю. Дошла информация.
– Что на суде вам конкретно вменяли в вину?
– Якобы мы занимались вымогательством. Задерживали коммерсантов, возбуждали уголовное дело, а потом за деньги отпускали. Хотя в действительности по нашему делу не проходило ни одного коммерсанта.
– Тогда на чем же строились обвинения?
– Потерпевшими в нашем деле были уголовники. Один из них оказался наемным убийцей. Он был в федеральном розыске. Нам из УВД Татарстана прислали на него ориентировку. Сообщили, где он может скрываться. Два дня мы его караулили. Задержали. При нем были восемь тысяч долларов и оружие. Отправили его в ИВС[2]. Утром его забрали опера и увезли в Питер по каким-то своим делам. Потом его осудили на двадцать лет зоны. А затем начался торг. К нему то и дело приезжали прокурорские и предлагали: дашь нужные показания – мы тебе сократим срок. В итоге через три года отсидки он вдруг «вспомнил», что МУР у него вымогал за освобождение пятьдесят тысяч долларов. Другим потерпевшим по нашему делу был чеченский боевик, который приехал в Москву лечиться. Нам поступила информация на него. Мы выехали и задержали его. Нашли у него пистолет, поддельный паспорт и поддельный техталон. А потом нам вменили в вину незаконное задержание. Якобы мы подкинули ему пистолет. И якобы незаконно применили наручники. Хотя ясно было, что он скрывался. Все следствие по нашему «делу» было фальсификацией от начала до конца. Следователи не знали, что с нами делать. Поэтому следствие и длилось так долго – больше четырех лет.
Тяжело вздохнув, мой собеседник выдает наболевшее:
– Я до сих пор не знаю, зачем нас посадили. Кому мы мешали? Впрочем, догадываюсь…
– Какой вам срок дали?
– Четырнадцать лет строгого режима. Это очень много. Одним из так называемых подельников по моему делу проходил мой коллега, у которого произошла страшная драма. Накануне ареста он отдыхал где-то за городом, катался на лыжах и сломал себе позвоночник. Его арестовали и тоже привезли в Лефортово, где он пролежал на койке четыре с половиной года. На суд его приносили на носилках. В итоге осудили на тринадцать лет. У меня тоже произошла трагедия. Через два месяца после того, как