на восток. Упираются в стену темноты. Солнце погасло. Медленно. Не вдруг. Свет меркнет, стена приближается. Необратимо выгорает горе. Чувств больше нет. Граница срединного мира. Добро пожаловать в Страну Теней!
А днём в нашу дверь позвонили его родители.
– Мариночка, Марина… Арно… Машина разбилась в горах. Собери, пожалуйста, его вещи, я не смогу сама, – плакала мать, закрывая лицо чёрным платком.
Не знаю, кому и зачем было нужно, чтобы я пережила эту зиму. Дымящееся штормовое море и ледяные осколки брызг. Скрипки придорожных кабаков резали сердце на тысячи тонких ломтиков. Слайсы. Ни один из них не должен быть потерян, сожран неутомимо наступающей на берег волной. Провода рвались под тяжестью сошедшего с гор снега, дрожала в кромешной тьме до утра. Свечек в продаже не было – дефицит. Видела Арно в нескончаемом потоке прохожих – мимо-мимо, за каждым поворотом, как будто ничего не случилось, и может вернуться домой или догнать меня посреди улицы в любой момент. Сердце отказывалось верить и чувствовать боль. Как дорог становится человек, когда улетает от тебя навсегда! Кажется, уносит с собой целый мир. Всё, что с ним связано, любая мелочь, которую раньше не замечала, приобретает сакральный смысл. Говорили, там, где погиб, на указателе, где дорога петляет, срываясь в пропасть, несколько дней сидел орёл, без еды и питья, не шевельнувшись, и сильно ослабший улетел в горы.
Арно походил на орла. Хищный взгляд карих глаз с жёлтым проблеском, нос с лёгкой горбинкой, высокий лоб. Не отпускал меня ни на шаг, берёг, как охотничий трофей. Высокие синеглазые блондинки на Кавказе такой же дефицит, как и свечи.
В наше последнее утро сидели на подоконнике, между горшками с марихуаной. Он выращивал разные сорта в доме, втыкая в землю таблички: «весёлая», «грустная», «задумчивая», «смелая»… Культ изменённого состояния сознания. «Смелая» нас и поссорила: не хотелось догонять смерть вместе с ним, обкуренным в хлам, хлопнула дверью авто, даже не сказав… Так и не осмелилась за те дни, что провели вместе, всё откладывала слова на потом. А «потом» всегда означает «слишком поздно».
Протянул мне самокрутку и сказал:
– Ты не любишь меня, я знаю. А знаешь, почему ты до сих пор со мной?
Молча смотрела, как медленно тлеет бумага на кончике сигареты, и едкий дым жёг глаза до слёз.
– Мы неприкаянные с тобой. Ты. Я. Мы оба. Никто нас нигде не ждёт, ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.
Мы не умели любить, как любят другие, но у нас была радуга. Арно смотрел, как я раздевалась на пляже, и воздух вокруг становился розовым, играл и переливался, – так море переплавляет закат в золото нового дня, мгновения – в слитки вечности. О радуге я раньше читала. Набоков видел розовый туман, Хемингуэй чувствовал, как плывёт земля[3]. Многие видели радугу и давали ей имена. Никто не знает, что это такое на самом деле.
А жизнь состоит из кусков и фрагментов, и мы ошибочно связываем их между собой. На фотографиях Арно – разные люди. Вернее, один человек, но со множеством лиц. Может, и я была не единственной? Сосредоточенно смотрит в размытую