двадцать один, но сегодня отец Ребекки Дорси снял весь клуб для ее дня рождения. Конечно, они не станут подавать нам алкоголь, но люди творчески подходят к вопросу и находят способы поднять содержание алкоголя в крови.
Я сразу вижу его в мигающем свете.
Прислонившись к бархатному дивану на краю танцплощадки, он смеется вместе с остальной футбольной командой. Выглядит как воплощение абсолютной беззаботности и… сексуальности. Он высокий, сложен как положено школьному спортсмену, а блеск его улыбки можно заметить из другого конца клуба. Я смотрю, как он поднимает руку, чтобы потереть затылок, и край его командной футболки-поло поднимается, открывая полоску темной кожи выше ремня. Симпатичную, манящую полоску кожи.
Это мой момент. Нужно только подойти к нему, присоединиться к разговору, а потом отвести его туда, где мы останемся вдвоем.
Но я не могу.
Музыка неприятно стучит в ушах. Я даже не могу пройти дальше безвкусной скульптуры у входа.
Я целый год этого хотела. Планировала. Почему я не могу это сделать? Возможно, я разучилась флиртовать. Я два года отвергала парней, втайне все больше влюбляясь в этого. Что, если я забыла, как играть в эту игру?
Я вижу, как он закатывает глаза в ответ на очередную глупость, которую говорит Патрик Тодд, и знаю, что будет потом. Его брови резко поднимаются, как всегда случается, когда он готовит одну из своих непринужденных ответных шуток. Он восхитительно прямолинеен.
Это было первым, что мне полюбилось в Эндрю Ричмонде. Даже когда он только появился в Бомонте, я заметила его невозмутимость и чувство юмора. Наша дружба развивалась, потому что мы оба были не на своем месте среди наших богатых и гламурных одноклассников. У Эндрю имелась дополнительная сложность – он черный в нашей преимущественно белой школе. По той или иной причине мы оба начали свой путь в Бомонте, ощущая себя чужаками.
Я разговаривала с ним тысячи раз, но ни разу – в этом контексте. Даже плохие фразы для съема не приходят в голову. Мне нужна помощь.
Ощущая, как бьется сердце от досады, я осматриваю танцплощадку в поисках друзей. Люди, которых я не знаю, и люди, которые мне не нравятся, заполняют тесную темную комнату. Морган, одетая как хипстер с бюджетом Беверли-Хиллз, в золотом платье на бретельках и бисерной повязке на голове, устроилась на одном из Г-образных белых диванов возле балкона. Она рассматривает Брэда с пылом, который я научилась распознавать – и избегать. Я знаю, к чему идет их вечер, и не стану прерывать такое.
Но перед баром Эль водит пальцем по руке Джейсона Рида. Фу. Мне совершенно не стыдно прерывать совершенно неоправданные постельные планы Эль. Прежде чем она успевает затащить Джейсона в темный угол, я пересекаю комнату и ловлю ее за локоть.
– Кэмерон! – возмущается она.
Игнорируя протест, я марширую с ней в дамскую комнату. Закрываю дверь, и Эль проходит внутрь. Я окидываю комнату взглядом. Она грязная, и приглушенный свет не скрывает пролитые напитки и бумажки, разбросанные по полу. В одной из кабинок девушка в