на зиму, потому что с макаронной фабрики ее уволили за скандальный характер и жить стало не на что. Нет уж, сказали тетки, колхоз развалился, живем, считай что, с огорода, нам лишний рот не нужен. Алена была только рада такому повороту событий.
Мать устроилась уборщицей в коммерческий магазин, открывшийся едва ли не первым у них в городе. Макаронную фабрику вскоре закрыли – не из чего стало делать макароны, и теперь у них в квартире часто собирались бывшие сослуживицы матери.
Они сидели за столом в захламленной кухне, выпивали – немного, для настроения – и пели визгливыми голосами песни «Вот кто-то с горочки спустился», «Виновата ли я» и совсем уже под закрытие вечера «Ах, зачем эта ночь так была хороша!».
В этом месте мать начинала плакать и ругать отца последними словами. Вообще эта тема – о том, каким муж оказался подлецом, как соблазнил ее юной девушкой, сделал ей ребенка, да еще и жениться-то не хотел, с трудом его заставили, а потом сидел на ее шее, учился, пока она горбатилась на фабрике в три смены, а как выучила она его на свою голову, так он ее и бросил с ребенком, – эта тема стала главной в ее жизни.
Мать ругала отца неустанно, утром и вечером, на работе и дома перед телевизором, жаловалась на него родным и знакомым и просто посторонним людям в очереди или в трамвае. Такой ненависти способствовал тот факт, что денег от отца за все эти годы не пришло ни копейки. Вообще никаких известий не было, уехал человек – и пропал. Мать официально подала на алименты, но судья сразу сказал, что дело это дохлое, не найдут человека, если он сам не объявится. Теперь, дескать, не прошлое время, муж ее, может, где-то работает без оформления, как его найдешь…
Так и оказалось, и мать озверела окончательно. Ее зарплаты уборщицы на жизнь не хватало, Алена ходила в чужих обносках, что перешивала все та же соседка тетя Глаша, и однажды не выдержала и закричала матери, потеряв терпение, что не отец их бросил, а мать сама его выгнала, поставив дурацкие условия и пригрозив разводом. Мать в это время мыла мясорубку, и эту самую мясорубку тут же метнула в дочь. Алена успела отклониться, мясорубка попала в окно, посыпались веером стекла, и одно большое сильно порезало Алене вену на руке. Увидев, как хлещет кровь, мать дико заорала, и соседка тетя Глаша заколотила в дверь. Мать стояла столбом и визжала, Алена сама, преодолевая слабость, перетянула руку тонким кожаным ремешком, как учил на уроке физрук, по совместительству читавший у них курс гражданской обороны. Она же открыла дверь соседке и только после этого упала в обморок.
После того как Алену выписали из больницы, мать притихла, возможно, этому способствовало посещение участкового милиционера, вызванного соседкой. Отца мать ругала, но без прежнего пафоса, к дочери больше не цеплялась. Алене шел пятнадцатый год, она сильно выросла и похорошела.
«Не в меня…» – вздыхала мать.
«И слава богу!» – не выдержала как-то тетя Глаша.
Мать и раньше-то, в молодости, была не слишком хороша – щеки пухлые, глаза небольшие, нос пуговкой, с возрастом