Труд стал для меня внутренней потребностью. Это осталось на всю жизнь. Даже в старости труд не только мне не в тягость, но вызывает настоящее удовлетворение.
Школа
Хорошо помню один эпизод, который относится к первому году нашего пребывания в Уфе. Я стал усиленно просить родителей отвести меня в школу. Меня не могли принять учиться, потому что мне было только шесть лет. Однако у мамы была замечательная черта: она никогда не подавляла нашу детскую волю. И на этот раз она поступила мудро и с любовью. Мама хотела мне показать готовность исполнить мою просьбу и повела меня в школу. Там мне объяснили (кажется, это был завуч), что меня примут в следующем году. Я остался доволен.
Однажды, отроком, я попросил купить на рынке клетку для птички. Мама сказала: «Купить недолго, а ты сам сделай ее». Я начал делать. Мы жили при радиоцентре, поэтому было легко найти необходимые материалы: фанеру, рейки, стальную проволоку. Клетка, которую я смастерил, представляла собой ловушку. Я насыпал корм и выставил ее во двор. Попалась синичка. Они в неволе не живут. Я этого не знал. Случившееся вызвало в моей душе печаль. Больше я птиц не ловил.
Наконец настал долгожданный день – меня повели в школу. Учиться я очень любил. В школу всегда ходил охотно. Располагал к этому и мой общительный характер.
С 1949 года до четвертого класса я учился во 2-й начальной железнодорожной школе. Построена она была, как и многие другие, в 1911 году в связи с программой введения в царской России всеобщего начального образования. В советские годы, на которые выпало мое детство, она находилась на углу уже переименованных улиц Большой Гражданской и Клары Цеткин. Затем я перешел в школу № 7 с полным десятилетним обучением.
Ближайшим к нашему дому был Дачный переулок. По нему мы с братом ходили в школу. Переулок был кривой, без асфальта, в мокрую погоду пробраться по нему можно было только в сапогах. Мы с братом носили сапоги, сделанные «на заказ», – склеенные из кусков автомобильной камеры. Они надевались на стеганые ватные сапожки. Помню, что надевать и снимать такую двойную обувь было очень нелегко.
В восемь часов утра все школьники и учителя должны были строем стоять в коридоре первого этажа, чтобы прослушать гимн Советского Союза, с исполнения которого начиналось в Москве в шесть часов радиовещание. До революции учащиеся в нашей стране начинали занятия с молитвы. Новая власть совершила подмену традиции, но не отторгла ее полностью. Тотальное разрушение традиций – дело постсоветского времени.
Директором школы при мне был Иосиф Антонович Избицкий, грузный и молчаливый. Мне никогда не приходилось разговаривать с ним. Работая над книгой, я прочитал воспоминания о нем его дочери Валерии Иосифовны, которая вела у нас потом в школе № 7 уроки литературы. По национальности он был поляк. Дед его был дворянин. За участие в антиправительственном восстании 1830–1831 годов род Избицких был лишен дворянства. Его потомкам высочайшим повелением дворянское звание было возвращено, но, кроме титула, ничего дворянского