ответ. – Ты помнишь, каким пришел ко мне? Этакий чертенок, белоголовый, шустрый, все бы тебе проказить… И все-таки мы недаром жили, хлеб жевали. Кое-что все же делали. Плохо, что нас ненадолго хватает. Работенка вредная.
Хлопнула входная дверь. Появились Вересов, Раскатов, неразлучные Антонина Ивановна и Ольга Николаевна – как всегда, следом.
– Что приуныли? – спрашивает Раскатов от порога. – Или кормят нынче скудно?
«Есть все же в Раскатове что-то искусственное, – думает Вадим Иванович, – нарочитое. Поначалу кажется, будто он запрограммирован на известные поступки, а сойдешься ближе и вдруг осознаешь, что Раскатов соприкасается с миром лишь внешней изменчивой и нестойкой своей оболочкой, а то, что внутри, – истинное, тщательно оберегается им от постороннего взгляда».
– Не хотите говорить? – Раскатов стоит у стола и ждет. – Может быть, мне и садиться с вами не стоит?
– Ну чего ты заладил? – говорит Сафонов. – Кто с тобой не желает разговаривать? Я таких не знаю. Садись. Жуй и помалкивай.
– Хорошо, – говорит Раскатов смиренно, – буду сидеть, жевать и помалкивать. Как прикажете. Хорошо.
Он принимается жадно есть, движения его умелы, расчетливы, экономны, и Вадим Иванович думает, что так могут выработаться у него, если уже не выработались в тиши внутренней работы, ухватки угнетателя человеков.
Но оживший голос Сафонова прерывает невеселые мысли.
– Веду это я сегодня урок и чувствую, что-то неладное. Что-то такое происходит в кабинете, чего я не понимаю, не вижу, а все видят. Выясняется: сидит за последним столом паренек, по фамилии Родионов, и уже раскулачил лабораторный стенд. Причем работает, поросенок, вслепую: стенд у него за спиной, обернуться не может – вынужден на меня смотреть. Отвертка припасена, сидит себе, крутит. Вот ты, Виктор Павлович, как бы ты поступил на моем месте?
– Задачки задаете? – подбирается Раскатов.
– Задаю, – говорит Сергей Антонович с вызовом.
– Ну, – раздумчиво начинает Раскатов, – у меня подобное безобразие невозможно, я не стал размещать лабораторию в учебном кабинете.
– Ты – не я, – усмехается Сафонов криво. – У тебя в лаборатории порядок, водишь в нее вышколенных, тихоньких, послушных. Показуха! У меня она для дела, для обучения, потому всегда под рукой. И не только во время занятий, но и на перерыве – всегда.
– Затем, – продолжает Раскатов невозмутимо, – я поставил бы в стенды такие приборы, чтобы снаружи было не отвинтить.
– Опять мимо, – обрадовался Сафонов. – Тебе прекрасно известно, что выбирать не приходится, что дают, то и берем, дают хлам – берем хлам. И еще благодарим.
– Тогда остается последнее средство – радикальное: дать как следует по рукам! Чтобы неповадно было.
– Вот-вот, – смеется Сергей Антонович. – Это уже ближе к делу. Я знаю, Виктор, как поступил бы ты. Заставил бы парня восстановить стенд после занятий, а потом целый месяц он натирал бы паркет у тебя в препараторской. Так?
– Не