приблизиться к себе. Курбатов так и не смог привыкнуть к ее постоянному присутствию рядом. Дина была для хирурга чем-то вроде красной тряпки…
Это как же так! Работают вместе, а ничего между ними еще не было… А у нее, между прочим, ножки, у нее ручки, у нее талия, у нее милое личико и такие шелковистые, нежные на вид локоны, которые то и дело выбиваются из-под медицинской шапочки… Прикоснуться, овладеть, попробовать на вкус, понять, что она есть, эта молодая женщина по имени Дина, и – успокоиться наконец. Больше Курбатову и не надо было ничего, разрушать чужую или свою семью он не собирался.
Но делать первым какие-то шаги он не мог. Почему? Курбатов никогда не являлся трусом, скорее – осторожным. Все чувственное было развито в нем до предела, и он, словно зверь, угадывал, какой путь лучше, как быстрее и без лишних усилий добиться своей цели. Как он болезни своих пациентов чувствовал, так он чувствовал и женщин… И еще он ощущал, что от мужа Дины исходит реальная опасность. Руслан – серьезный хищник. Поэтому давить на Дину, принуждать ее к чему-либо – нельзя. Она тогда пожалуется мужу, а тот… Ладно, не убьет, но серьезно покалечит.
А вот если Дина сама (сама!) согласится на близость, тогда опасности нет. Тогда она сама будет всеми силами скрывать свою тайну от мужа.
Но Дина не делала никаких шагов навстречу Курбатову. А сегодня… Когда она дала свое обещание, у хирурга внутри все словно перевернулось, он пришел в дикий азарт и позволил себе быть непрофессионалом – пошел у Дины на поводу. Он ведь знал, что пилот не выживет, а все равно взялся его спасти. Но… пилот выжил! Это было чудо.
…К четырем часам дня прилетел вертолет из соседнего города, где располагался крупный медицинский центр. Но прибывшие медики не рискнули транспортировать Раевского – уж слишком тот был слаб, мог не вынести дороги. Больного решили оставить пока в больнице Серхета. Врачи похвалили Курбатова за отличную работу, потом толпой повалили к больнице телевизионщики, другие пилоты ралли.
Все жали хирургу руку, поздравляли его… Это была слава, к которой Фидель Рауфович не то чтобы привык, но воспринимал как должное. Да, он гений. Да, он неотразимый мужчина. И сегодня падет последний бастион – Дина.
…Раевский лежал в палате интенсивной терапии, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких. Пациент еще был без сознания. Курбатов бегло осмотрел его, затем повернулся к столу, за которым сидела Дина и читала какую-то книжку.
– Пора, да? – без всякого выражения произнесла женщина, глядя ему в глаза. – Где?
Курбатов хотел позвать ее в свой кабинет и даже приготовил какие-то дежурные слова, что-то вроде – «ты не пожалеешь, ты будешь довольна», но язык у него словно намертво присох к нёбу.
Неужели вот так, просто и быстро, в один момент, разрешится эта проблема, которая мучила его столько лет?…
Он не любил Дину. Он никого не любил. Но Дина ему нравилась, как и все прочие женщины… Она нравилась Курбатову внешне, и, кроме того, эта женщина была по-человечески ему мила. «Я к ней на «ты» с сегодняшнего дня… – подумал он. – Теперь она