тоже с большой буквы. А правильно ли это? Не получится ли, что родина будет воспринята современным креативным читателем как фамилия какой-нибудь дамы вроде фигуристки Родниной, которая плакала от радости, когда в коммунистическое московское небо 1980 года улетел надувной олимпийский медведь? Ведь развращенные дивной жизнью бравого XXI века современные креативные читатели могут нехорошо подумать, что в этом широком полотне речь пойдет о специфических отношениях любовного треугольника, проведенного между неназванной блядовитой русской бабой, неизвестным мужиком и какой-то там гражданкой Родиной, – мучился Гдов. – А впрочем, наплевать современным креативным читателям на любое широкое полотно, в том числе и на мое, – с холодной ясностью решил он. – А мне на них наплевать», – подытожил писатель.
– Так, впрочем, и проплеваться можно, – вдруг ясно услышал он какой-то неземной остерегающий голос и сильно струсил, завертев головой, расположенной на шее, в поисках источника такого странного звука.
Забегая вперед, скажем, что источник этот им определен не был, очень трудно это сделать, когда слышишь голоса. И даже не только тогда, когда тебя уже привезли лечиться в психиатрический дом, а вообще всегда. Даже тогда, когда ты еще подросток и только начал слушать запрещенный в СССР «Голос Америки».
Мысли роились. Рой мыслей Гдова перелетел в газету «Московская аура», где он временно подвизался за деньги, пока эту газету не прикрыли за денежную связь с одним из ее владельцев, который оказался нечестным олигархом. Там неплохо платили, редактор был, как это ни странно, бывшим молодым человеком, талантливым, умным, сыном знаменитого драматурга Л.П. женского пола, Гдова не обижал, ощущая ту несомненную пользу, которую старик литератор приносил неокрепшему бизнесу олигарха. Девушка там еще одна работала красивая, выпускница МГУ, которая писала слово «финн» с одним «н». Ну, а когда бизнес окреп, то газету и рубанули, как я уже чуть выше рассказывал, за денежную связь в рамках крепнущей и восстающей к небесам фаллической вертикали власти. It’s a long way to democracy.
Гдову и демократию было жалко, и печально стало думать о том, что в газете ему платили 2000 зеленых американских у.е. в месяц за ту работу, которая ему вдобавок нравилась. Но ничего, скоро всё как-нибудь снова устроится в какую-либо сторону! «Всё будет, как будет, ведь как-нибудь да будет. Никогда так не было, чтоб никак не было», – любил повторять второстепенный персонаж «Похождений бравого солдата Швейка». Или, перефразируя Козьму Пруткова, «Юнкер Шмидт, честное слово, демокр. возвратится!»
«Судьба, как ракета, летит по параболе», – сформулировал юный Андрей Вознесенский.
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – поэт С.А.Есенин задал этот вопрос в том возрасте, когда ему бы жить да жить, а он взял да повесился.
Гдов подумал о том, что поэт С.А.Есенин в момент ухода из этой самой упомянутой им жизни был лет на тридцать с лишним моложе нынешнего Гдова, который только к своим оставшимся годам созрел для того, чтобы задать аналогичный есенинскому вопрос.
«Почему же это у меня такое позднее