прикалываться. Если бы ты не был мне другом, я бы тебе…
И он сжал огромный кулак. Леонидов вовремя вспомнил, что Серега имеет разряд по многим видам спорта. В частности, по боксу. Злить его не стоит.
– Ну, пошутил, – тут же сделал он обратный маневр. – Без обид. Дело обстояло так: прогуливаясь в воскресенье с ребенком от первого подъезда ко второму, я встретил своего бывшего одноклассника Николая Лейкина, приехавшего навестить больную продавщицу. Мы минут десять постояли, поговорили, потом он дал мне свою визитку и ушел. Взять продавцом в цветочный павильон девушку по имени Лилия очень в его стиле. В школе Лейкин был розовым романтиком. Да и сейчас… – Алексей кашлянул: – В общем, своеобразный парень.
– В чем это выражается?
– Руки с маникюром, голова лысая, шея с цепью.
– Бандит? – напрягся Барышев.
– Я сказал: руки с маникюром.
– А-а-а… Голубой!
– Фантазии у тебя, Серега, ни грамма! Мысли шире. Флорист.
– А это не одно и то же? – подозрительно спросил Барышев.
– Представь себе, нет! Хотя… Я ж не проверял.
– А хочешь? – прищурился Серега.
– Иди ты! Я женат! У меня двое детей!
– Что ж. Аргумент. Значит, ты этого Лейкина хорошо знаешь?
– Знал. Когда мы школу-то закончили?
– И телефончик свой он тебе, конечно, оставил?
– Ну, оставил.
– Это хорошо, – обрадовался Серега. – Потому что Лейкин – единственная зацепка. У него с покойной был роман.
– А туфля? Разве не зацепка?
– Что?
– Чей туфля?
– Понятия не имею!
– Так никому и не подошла? Ты, надеюсь, примерял?
– Леонидов, ты что, Золушку мне предлагаешь искать? С тридцать девятым размером ноги?
– Какой размер обуви у ее мамы?
– Я тут прихватил на всякий случай. Вдруг да поможет? Взгляни.
И Барышев достал из кармана пачку фотографий:
– Она такого же роста, как и ее дочь, сто пятьдесят пять – сто шестьдесят сантиметров. И ножка маленькая.
Снимки оказались семейные. Групповые. Алексей принялся их разглядывать. Настоящее карликовое семейство: маленькая мама, маленький папа, маленькие дети, даже члены семьи мужского пола были не намного выше Лилии. А ее саму Алексей узнал с трудом. Девушка на фотографии была юной, свежей и милой, хотя и некрасивой.
– Сколько ей лет?
– Двадцать три.
– Двадцать три?! А вчера показалась мне такой старой! Я подумал: лет сорок.
– Смерть, знаешь, никого не красит. Тем более такая. Она, между прочим, всю жизнь прожила в твоем доме. С родителями и братом. Ты должен был часто ее видеть, – тихо сказал Барышев.
– Ну не помню я ее! Не помню! Некрасивая девица, маленького роста, наверняка тихоня. Глазки в пол, вежливое «здравствуйте». Может, Сашка ее и знала. Но я-то в этом доме не так уж давно живу!
– Не ори. Кстати, а почему ты вчера был не на машине?
– Ха! Так она теперь ночью на охраняемой стоянке! Потому что магнитолу у меня, по-русски говоря, с…ли.
– Вот!