благодарностью. А как он еще должен был смотреть?
Мы спустились, выбрались наружу из окна первого этажа. Вокруг серели груды талого снега, хотя на припеке уже расцвела мать-и-мачеха. У железной бочки с остатками извести скопилась мутная вода.
– Толкни меня, – сдавленно попросил Лыкунчик.
Я толкнул. Надо сказать, от души постарался. Лыкунчик ненатурально взмахнул руками, упал на колени, а потом животом – прямо в воду.
– Вставай! – почему-то испугался я.
Лыкунчик встал, с него текло. К штанам, куртке и рубашке прилипла грязь, глиняные ошметки.
– Папаша меня за это изничтожит вконец, – глухо признался Лыкунчик. – За куртку он пол-лимона высадил. Французская…
“А по виду и не скажешь. Самая обыкновенная”,– мелькнуло у меня.
– Пошли ко мне. Постираешь, отчистишь…
Лыкунчик глянул удивленно.
– Пошли, – повторил я.
– А дома у тебя что скажут?
– Ничего не скажут. Родители на работе, бабушка в гостях, никого не будет до вечера.
Конечно, во мне уже копошилась этакая горделивость: недавно еще убегал, как заяц, а теперь стал благородным спасителем, помиловал своего врага. Но копошилась она так, слегка. А главное было то, что мне было просто жаль Мишку Лыкова, который сделался совсем непохожим на прежнего Лыкунчика.
Дома я нагрел в газовой колонке воды. Жилье наше было старое, деревянное, поэтому ванна с таким вот несовременным устройством. Дал я Мишке мыло, чтобы он выстирал одежду. Потом посоветовал и самому ему забраться в ванну, потому что заляпался он здорово.
Лыкунчик не спорил.
Горячим утюгом мы высушили и отгладили брюки и рубашку Лыкунчика. С курткой было хуже, ее ведь не выстираешь. Как могли, мы посушили ее у горячей колонки, потом почистили, но все же местами она осталась замызганной.
– Может, обойдется, – вздохнул Лыкунчик.
Пока он мылся, я сходил наверх, в мезонин, достал из бабушкиного комода банное полотенце и заодно включил магнитофон. На полную громкость. Запись группы “Левый локоть”. Вообще-то я не очень ее люблю, но решил, что для нынешнего случая в самый раз. Не Спивакова же ставить для этого Лыкова!
Лыкунчик, когда выбрался из ванной, поднял к потолку голову:
– Кто это там у тебя?
– Не слышишь разве? “Левые локти”, новые знаменитости…
– А слушает-то кто? Ты же говорил, что никого нет!
И тут меня словно толкнуло:
– А! Это брат пришел, пока ты там барахтался!
– Какой брат?
– Какой-какой! Старший. Алексей… Да ты не бойся, он сюда не спустится. Он если музыку слушает… его от колонок за уши не оттащишь.
– Парни говорили, что у тебя нет никакого брата, – неловко выговорил Лыкунчик. – Мол, ты один у бабушки…
– Как это нет! Да ты его зимой видел! Такой высокий, с веснушками…
Лыкунчик мигнул. Видать, вспомнил. Зимой они пихали меня головой в заснеженный газон, а тут подошел “высокий с веснушками” и шуганул их. Но это был не мой брат, а Ивкин. Митя. Только Лыкунчик этого, конечно, не знал.