вместе воевали в небе над Кубанью.
Мать Сони умерла при вторых родах, когда Соне исполнилось три года, а отец погиб при испытании нового самолёта спустя пять лет.
С тех пор, Соня воспитывалась в семье военного летчика, тогда еще полковника Добрунова. Соня и Людмила были ровесницами, вместе учились, вместе поступили в медицинский институт.
Когда отец Людмилы, генерал Зверев, получил назначение на Дальний Восток, Людмила и Соня уже учились в мединституте и Людмила переехала жить к генералу Добрунову, к Соне. У генерала своих детей не было, его жена умерла двенадцать лет назад – она прошла всю войну медсестрой, трижды была ранена, поэтому Соня, потом и Людмила стали генералу самыми близкими людьми.
После окончания института, Людмила получила назначение на Дальний Восток, в поселковую больницу, недалеко от места службы отца. Соня поехала вместе с ней.
Генерал Добрунов был одним из заместителей командующего авиацией Московского военного округа. Жил он в огромной, шести, даже восьми комнатной квартире, в самом центре Москвы – на Чистых прудах. Вместе с ним жила их давнишняя домохозяйка – Анна Сергеевна, знакомая ещё с войны. Одинокая, она вела домашние дела семьи генерала, ухаживала за его больной женой, занималась домашними делами генерала и после смерти его жены и души не чаяла в обеих девушках. В своё жильё, где-то под Москвой, она поселила каких-то своих дальних родственников.
Три дня назад мы с Людмилой, привезли Соню домой, к отцу.
Там, на Дальнем Востоке, Соня попала в очень нехорошую историю. Мне, с помощью своего друга и ещё одного хорошего человека, удалось вывести Соню из- под ареста и, пока не пронюхали гебисты, комдив приказал мне и Людмиле спрятать Соню в Москве.
С Дальнего Востока мы вылетели попутным военным бортом, не зарегистрировав её ни в одном журнале. Летчики были свои, дивизионные, – не проболтаются. Посторонних не привлекали – лишние глаза и уши никому не нужны.
Пару дней мы прожили у генерала, приходя в себя после всего пережитого, не сводя глаз с Сони, чтобы она не натворила с собой чего – нибудь.
Вечерами генерал подолгу беседовал с нами – с Людмилой об отце и о Соне, со мной – кто я, откуда, кто мои родители, как и почему попал на службу в армию. Подробно расспрашивал о службе, нравится ли, как прижился в эскадрилье, есть ли друзья, как устроился в быту, о планах на будущее. О том, как я познакомился с Соней, о наших взаимоотношениях; деликатно и осторожно интересовался не собирались ли мы связать с ней свои судьбы.
Его интересовало, как она могла попасть в плохую компанию. Я не мог рассказать всё, что знал о Соне. Генерал её очень любил – он чувствовал, что я чего-то не договариваю, но доложить ему всю правду о поведении дочери, я не мог – это могло стать для него страшнейшим ударом.
Боевой лётчик, имевший на своём счету более сорока сбитых фашистских самолётов, по домашнему спокойно, без намёка на генеральское и возрастное превосходство,