более страстной любовью, чем растения, но не вторгалась в его внутренний мир. Она просто обожала его, как мужчины обожают то, что невозможно анализировать. Легко, без мучительных разговоров о непонятном, почти как мужчина, Мэгги мирилась с его капризами, со случавшимися переменами настроений, с эгоизмом, приобретавшим с каждым годом все большую утонченность.
– Мэтью, darling, я все думаю и думаю... – даже после двух лет их совместной жизни они с Мэгги с удовольствием предавались послеобеденной, долгой и жаркой любви, от которой они сейчас приходили в себя, лежа воскресным днем на просторной кровати в пропеченной летним солнцем спальне. Из соседней комнаты доносилась музыка. «Hey Jude, don’t be afraid, you were made to go out and get her...»[7]. – Ты конечно же должен ехать летом в Лондон. Я вижу тебя через пять лет в шикарном офисе на Чансери лэйн[8]. А что мне делать в Лондоне, ума не приложу.
– Ну, ты можешь преподавать, например.
– Могу. Но там же нет природы... Где мне найти поля, грядки. Глупо так говорить, наверное. Но ведь растения, Мэтью, не менее интересны, чем люди. Это как музыка. Дуракам кажется, что я просто фермер. Может, так оно и есть. Фермер, который ходит по полям, пачкает руки в навозе, выращивает эти стебельки, делая это с каждым годом все лучше. Но ведь ты же не можешь быть сельским адвокатом. А я не могу жить в Лондоне. Я думаю об этом постоянно, схожу с ума от этих мыслей и не нахожу решения.
– Оно придет... Смотри, солнце садится за окном. А мы такие старые, два консерватора, все слушаем Beatles... Тебе нравится диско?
– Не-а. Мне нравится итальянская опера.
– И «Лунная соната», да? Сомнамбулически и старомодно. Мне тоже. Вот я и говорю, что-то мы отстаем от жизни. Пойду, поменяю кассету.
– Поставь Led Zeppelin. Я думаю, это станет как Моцарт лет через двадцать. Лучшая песня английского рока.
– There’s a lady who’s sure, All that glitters is gold. And she’s buying a stairway to heaven... А ты сама золото, ты будешь ходить по полям и выращивать растения... Я хочу тебя, иди ко мне...
– Погоди, погоди. Ты тоже не будешь покупать золотую лестницу в небо, а сделаешь ее сам... Только я все-таки не понимаю, как мы будем дальше вместе жить, и это меня мучает.
– Не мучайся, Мэгги, мы всегда будем вместе. Все это условности. Их придумали люди, у которых нет intellectual wit, им нужно ежедневно есть за одним столом и держать зубные щетки в одном стаканчике, чтобы значить что-то друг для друга. У нас все будет по-другому. Иди ко мне...
У них с Мэгги было много друзей. Мэтью повзрослел в университете, перестал быть драчуном и задирой, стал чутким и понимающим. Чтобы познать человека, надо уметь расположить его к себе, чтобы он доверился и повернулся к тебе своей лучшей стороной. Это требует подлинного, не напускного интереса к человеку и порой участия в его жизни. Когда Мэтью Дарси это понял, друзья стали поверять ему свои любовные истории и размышления о будущей жизни. Мэтью уехал в Лондон. Мэгги осталась в Кардиффе и часто приезжала к нему в гости. Он поселился в восточной части Лондона. Там было дешево и близко