Свет проникал внутрь через несколько окошек, но карета была такой высокой, что я видела лишь крыши, небо да кружащих в нем птиц. Я осторожно потрогала кожаную скамью; мне в жизни не доводилось сидеть на таком мягком сиденье. Спинка была утыкана маленькими пуговками; они снова, словно в насмешку, напомнили мне о колокольчиках, которых я лишилась уже дважды. До возвращения Федеро я дергала пуговки и нюхала масло, которыми кто-то натер обивку, – пахло лимоном с примесью чего-то незнакомого.
Сев в карету, он крепко сжал мне руку:
– Мы почти на месте, девочка.
– У меня есть имя, – обиделась я. Наверное, тогда я его еще помнила.
Голос у него посуровел.
– Нет у тебя имени. Во всяком случае, здесь. Оно ушло вместе с колокольчиками. Вперед, только вперед!
Как будто в ответ на его слова карета дернулась и покатила вперед. Я слышала, как кучер хлещет хлыстом, свищет и бьет черных зверей. Время от времени он злобно ругал прохожих. Хотя сиденье было мягким, меня трясло больше, чем на борту «Бега фортуны» даже на самых больших волнах. Хотя Федеро рассказал мне о булыжниках, я никогда до того часа не видела мощеной улицы. Поездка прошла ужасно.
Глядя на уплывающие назад крыши домов, я думала: может, все-таки стоило броситься в море?
Подскакивая на камнях, мы проехали мимо расписных колонн и блестящих крыш. Однажды мы проехали мимо дерева из меди и латуни, нависавшего над дорогой. Я знала: если встать на колени и выглянуть в окно, я наверняка увижу настоящие чудеса. Позже я очень жалела, что не рассмотрела улиц, по которым мы ехали. Во время самой поездки мне хотелось одного: вернуться домой.
Карета въехала в широкие ворота, затем еще в одни ворота, поуже, и, наконец, со скрипом остановилась. Выглянув в окошко, я увидела, что нас со всех сторон окружают стены. Напротив, словно скрепляя стены, высилось большое здание. Стены и само здание были сложены из серо-голубого песчаника – такого камня я еще никогда не видела. В этих стенах спокойно уместилась бы вся моя родная деревушка.
Федеро стукнул по дверце кулаком, и ее тут же распахнули снаружи.
Я поняла, что изнутри выйти из кареты нельзя. Меня снова посадили в клетку!
Федеро вышел первым и помог мне спуститься. Кучер, открывший нам дверцу, осторожно взбирался на свою скамеечку. Его глаза были завязаны шелковой тряпицей – на пристани лицо его еще не было закрыто.
Повязка очень озадачила меня.
Напротив высокого здания находилось приземистое двухэтажное строение. Вдоль всего второго этажа шла галерея; из-за нее на первом этаже всегда была тень. Столбы, на которых держалась галерея, увивал цветущий виноград. Крышу, устланную листами меди, поддерживали серо-голубые каменные стены. Посреди мощеного дворика на кучке камней росло гранатовое деревце. Это единственное одинокое деревце почему-то напомнило мне дом.
Федеро присел на корточки, и наши лица оказались вровень.
– Отныне ты будешь жить среди женщин. Ты оставила