засмеялся. На миг мне показалось, что я расслышала его подлинную сущность, которую он прятал под черной материей и невнятными словами.
– Нет. Море – это вода. Вся вода, какая только есть на свете.
Его слова напугали меня. Одно дело – канава, и совсем другое – вода, способная залить целое рисовое поле.
– Почему мы идем туда?
– Мы проверяем, насколько ты сильная.
– Нет, нет. Зачем нам нужно в воду?
– Море – следующий шаг на твоем жизненном пути.
Безмерность его слов потрясла меня. Я видела, что дальний край воды теряется вдали.
– Я не могу так далеко проплыть!
Опарыш снова засмеялся.
– Идем! Скоро будет дом, где мы поедим. Я расскажу тебе о… – Он нахмурился, видимо забыв нужное слово. – О водяных домах, – сказал он наконец со смущенным видом.
Хоть я и была мала, я прекрасно понимала: никто не строит дома из воды. Либо Опарыш – идиот, что казалось маловероятным, либо он плохо знает наши слова.
– Я хочу есть, – вежливо ответила я.
– Пошли, – ответил он.
В тот вечер в придорожной харчевне мы ели густую похлебку. Теперь я понимаю, что харчевня была маленькой и убогой, особенно по сравнению с тем, к чему привык купивший меня Опарыш. И все же он не случайно остановился там. Харчевня во многом напоминала хижину моего отца – глинобитные стены с балками, на которые настелили соломенную крышу. Правда, под крышей оказалось просторнее, чем в нашей хижине; в харчевне умещалось четыре стола, и еще оставалось место для костра поварихи и ее черного железного котла.
Я никогда еще не видела такого большого здания.
Мы сели на скамью у одного из столов. Кроме нас, в харчевне были и другие путники. Все они с любопытством глазели на Опарыша. Хотя никто не произносил ни слова, я даже тогда понимала, что он внушает тревогу и что его побаиваются. Опарыш отвязал меня. Теперь я уже не могу сказать, зачем он это сделал: то ли для того, чтобы легче было есть, то ли чтобы не было так заметно его ремесло.
Перед нами поставили мелкие глиняные миски. Я стала разглядывать миску, стоящую чуть наискосок, и увидела на ее выпуклом боку узор из ящериц и цветов. Они словно догоняли друг друга. Откуда взялись ящерицы – понятно; они наверняка водились во множестве в сухом и жарком краю. А вот цветы напомнили мне родную деревню. Рядом с харчевней никаких цветов не было, только колючки и камни.
Темно-коричневая масса в миске оказалась почти горькой на вкус. Она была приготовлена из каких-то мелких блестящих орехов. Вместо привычного риса в похлебке плавали зерна. Кроме зерен, я увидела листья и кусочки белого мяса. На вкус оно напоминало лягушку из канавы.
– Рыба. – Опарыш улыбнулся, отчего его мучнисто-белое лицо стало жутковатым. – Всегда приятно наполнить живот в конце дня!
– Рыба, – вежливо повторила я, жалея, что под рукой нет пизанга.
Не доев похлебку до конца, он отодвинул миску. На дне, в коричневой лужице, плавал темно-зеленый лист мальвы.
– Я узнал нужное