рыночного креста, изрыгал проклятия, в то время как дюжина мужчин пытались пнуть его и подтащить к широкому дубу, стоящему в стороне от лавок. На злых лицах была написана жажда убийства, и кто-то уже держал веревку, хотя Ратлидж не был уверен, намечена ли она для повешения Мейверса или всего лишь для привязывания его к дереву. Один человек принес лошадиный кнут, но, когда тяжелый удар, предназначенный Мейверсу, пришелся вместо этого ему самому по голени, он повернулся и взмахнул кнутом для воздаяния. Кнут щелкнул по толпе, и на момент казалось, что сейчас вспыхнет всеобщая драка. Мейверс продолжал обзывать всех непечатными словами.
Женщины спасались от хаоса в ближайших лавках, их испуганные лица белели в витринах, а лавочники, стоя в дверях, требовали, чтобы весь этот кавардак прекратился. Дети с плачем цеплялись за материнские юбки, четыре или пять собак, привлеченных шумом, возбужденно лаяли.
Хэмиш глухо ворчал, пока Ратлидж пробирался сквозь толпу с грубым пренебрежением к атакующим и жертве. Он с холодным расчетом использовал свой голос – голос офицера, призывающего к дисциплине. Он был олицетворением власти во плоти, с которой приходилось считаться.
– Довольно! Отпустите его, не то я отправлю всех в суд за нападение! Только тронь меня своим кнутом, болван, и будешь валяться в грязи со сломанными руками…
Его неожиданное вмешательство на момент рассеяло толпу. Он схватил Мейверса за воротник, поставил на ноги.
– Что все это значит?
Доктор Уоррен следовал за Ратлиджем. Он хватал людей за руки, обращался к ним по именам:
– Мэтт, не будь дураком, положи кнут. Том, Джордж, посмотрите на себя! Жена огреет тебя утюгом, Уилл, за то, что ты порвал пиджак!
Мейверс, вытирая рукавом окровавленный нос, обратился к Ратлиджу:
– Я не нуждаюсь в вашей защите! От полицейского воняет начальством, и я чувствую запах угнетения. Кулаки лондонских буржуа давят в спину народа…
Ратлидж тряхнул Мейверса хорошенько, заставив умолкнуть. Уоррен прекратил урезонивать жителей, все еще толпящихся вокруг рыночного креста, и уже окидывал профессиональным взглядом царапины, ушибы и распухшую губу.
Скандал закончился так же быстро, как начался.
– Отведите Мейверса в мою приемную. Я буду там через пять минут, – распорядился Уоррен.
Ратлидж скользнул взглядом по лицам, теперь в большинстве выражающим мрачную покорность, и решил, что здесь больше не будет неприятностей. Все еще сжимая скомканный воротник Мейверса, он повел бедолагу через дорогу к приемной доктора, игнорируя его протесты. Экономка Уоррена, чопорная, в черном накрахмаленном платье, ожидала их в дверях.
– Не смейте пачкать кровью мой чистый пол! – воскликнула она, с отвращением посмотрев на Мейверса, и отправилась за водой и тряпками.
– Какого черта вы делали там, всех переполошили! – сказал Ратлидж, стоя в дверях в ожидании экономки и поглядывая на улицу.
– Я говорил этим дурням то, что они не желали слышать. Я говорил им правду. – Голос Мейверса был гнусавым из-за распухшего носа.
– Какую