предположить, этот луч света знаменует, что все мы в этой шлюпке избраны для спасения.
– До спасения еще дело не дошло, – заметила Ханна.
Я хотела сказать: «На Бога надейся, а сам не плошай», но после первых трех слов осеклась, поймав на себе оценивающий, если не пронзительный взгляд миссис Грант. На этот раз она не пела вместе с остальными и, казалось, ушла в себя, не разделяя возвышенного чувства единения на фоне красоты заката и не радуясь, что судьба к нам милостива. Зато остальные не впали в уныние даже после того, как мистер Харди провел ревизию наших припасов и внес поправку – теперь воды и съестного оставалось дня на три-четыре; все думали, что столько не понадобится.
Ночь
Опустилась тьма, но мы продолжали петь. Ханна, которая успела сблизиться с миссис Грант или была знакома с нею прежде, смотрела на меня с каким-то странным выражением; я инстинктивно пригладила волосы, решив, что мой вид вызывает осуждение. У Ханны были серые глаза и длинные, густые волосы, которые морской ветер скручивал в тугие пряди. Наброшенная на ее плечи тонкая пелерина крыльями развевалась на ветру, отчего Ханна делалась похожей на богиню в облике птицы. Когда настала ее очередь вычерпывать воду, она поменялась местами с моей соседкой и, обняв меня за плечи, шепнула на ухо, что даже сейчас видит во мне красавицу. Никогда еще я не была так счастлива, по-настоящему, глубоко счастлива. Мне повезло выжить, да еще безраздельно завладеть вниманием другого человека. Ее дыхание согрело мне щеку, а когда она слегка отодвинулась, мы еще долго смотрели друг на друга. Я убрала с ее лица прядь волос и откинула ей за спину. Хотела улыбкой выразить свои чувства, но из этого, похоже, ничего не вышло. Дело в том, что до этого я поймала на себе взгляд мистера Харди и буквально оцепенела от холода, одновременно ощущая и тяжесть, и невесомость: он смотрел сквозь меня, будто плотского во мне было не больше, чем в воздухе, но глаза его пронзали меня насквозь, и я преисполнялась тем же трепетом, что поразил Деву Марию, когда к ней спустился архангел Гавриил с благой вестью. Перед Ханной я тоже робела, хотя и не так, как перед мистером Харди, но теперь подумала, что мы сможем подружиться. Затянувшееся молчание прервала миссис Кук, спросив:
– Кажется, в другой шлюпке была Пенелопа Камберленд, это так?
Никто не отозвался, и после короткой паузы я ответила, что тоже узнала ее.
– Вы заметили, как они с мужем из кожи вон лезли, чтобы получить приглашение за капитанский столик? Вот вам и сливки общества. Миссис Камберленд других за людей не считала, но таким особам не приходит в голову, что другие отвечают им взаимностью. Однажды я ненароком подслушала их спор: оказывается, мистер Камберленд не так уж обеспечен, как они изображали. Эта мадам заявила: «Капитанский стол не про нас: у меня нет ни одного приличного платья!» А он: «Да кому придет в голову разглядывать твое платье?» А она ему, с такой досадой: «Много ты понимаешь!» – и фыркнула еще.
Прошло несколько минут, и миссис Кук зашептала мне на ухо:
– Разумеется,