Мистер Харди это знал – и не дрогнул. Только его решительное командование в те первые минуты и часы провело черту, за которой нас ждала могила на дне океана. И оно же восстановило против него миссис Грант, самую сильную и громогласную из женщин. Она вскричала: «Изверг! Немедленно вернитесь, нужно спасти ребенка!» – хотя определенно понимала, что тем самым мы бы подписали себе смертный приговор. Зато она показала всем свою человечность, а Харди заклеймила как выродка.
Многим даже в таких условиях не изменяло благородство. Более стойкие женщины проявляли заботу о слабых, а самоотверженные усилия гребцов позволили нам быстро отойти от тонущего лайнера. В свою очередь, мистер Харди, который не оставлял намерения нас спасти, мгновенно выделил для себя тех, кто ему доверял. Остальные далеко не сразу определились в своих пристрастиях. Я, например, вначале тянулась к пассажирам первого класса, игнорируя всех остальных, – оно и неудивительно. Вопреки всем тяготам последних лет, я очень быстро привыкла к роскоши. За нашу каюту люкс Генри выложил больше пяти сотен долларов, и я все еще тешила себя картинами триумфального возвращения к родным берегам – не в качестве несчастной жертвы кораблекрушения и дочери банкрота, а в качестве королевы бала, хотя мои туалеты и драгоценности покоились среди водорослей на дне океана. Вот Генри наконец-то представляет меня своей матери, и она сменяет гнев на милость, не устояв перед моим обаянием и свершившимся фактом женитьбы сына. А мошенники, разорившие моего отца, пробиваются к выходу сквозь толпу, обливаемые всеобщим презрением. В отличие от меня, Харди, проявив то ли жизнестойкость, то ли беспринципность, мгновенно освоился в суровых обстоятельствах; могу объяснить это его матросской сметкой и отсутствием – видимо, врожденным – душевной тонкости. Он прикрепил к поясу нож и повязал голову каким-то куском ветоши неизвестного происхождения, составлявшей разительный контраст с золотыми пуговицами на бушлате, но эти нарушения уставной формы, которые говорили о его приспособляемости и готовности к любым испытаниям, только укрепили мое доверие. Когда я наконец догадалась посмотреть на другие шлюпки, те уже были точками на горизонте, и это показалось мне добрым знаком, поскольку открытое море таило меньше опасностей, чем бурлящий водоворот вблизи места кораблекрушения. Мистер Харди учтиво обращался к женщинам «мэм» и усадил самых слабых на лучшие места. Он регулярно справлялся о нашем самочувствии, как будто от этого что-нибудь зависело, и поначалу женщины в ответ на его галантность кривили душой, заверяя, что все в порядке, хотя все видели неестественно скрюченную кисть руки миссис Флеминг и полуобморочное состояние испанки-горничной по имени Мария. Не кто-нибудь, а миссис Грант изготовила из подручных средств лубок для сломанной руки миссис Флеминг, и все та же миссис Грант первой задала вопрос, который не давал покоя многим: как в нашей шлюпке очутился Харди? Позже мы узнали, что, вопреки инструкции, предписывающей, чтобы в каждой шлюпке находился