кровавая дань пламенеет.
За что?! – вопрошают глаза голубые.
Мой друг, нынче люди, ты знаешь, какие.
Но ты так прекрасна, не бойся меня!
Тебе не смогу причинить я вреда!
Она так искала любви неустанно,
Что Принцу поверила. Глупо и странно.
Но в сердце красивом вдруг стало теплее.
И Роза, от чувства заметно хмелея,
Колючки усилием воли сокрыла,
Их спрятав в себе. Боль её окатила,
Внутри разрывая, кололо сознанье.
Я выдержу всё!
Принц услышал признанье.
Застыл. Пододвинулся. Нежные пальцы
Погладили стебель, слегка прикасаясь.
Склонившись над ней, он вдыхал воздух сладкий,
Шептал ей слова. Миг закончился краткий —
Шипы, обращенные в сердце бутона,
Изранили душу её. Утомлённо,
Поникнув головкой, склонясь до земли,
Она, умирая, шептала: «Прости…».
Его красный шарф развевался в пустыне.
Ты знаешь его. Он в тебе и поныне.
Я буду
Я буду писать, невзирая на боль,
Когда я по лезвиям – вновь босиком,
Когда обезглавлен прекрасный король,
Когда попирается правый закон.
Я буду писать, сквозь метели и мглу,
Теряя любовь, провожая друзей,
Сломаю Кащееву в сердце иглу
И дверь распахну для немногих гостей.
Я буду писать, потому что ты ждёшь,
Ты веришь в меня, веришь добрым делам.
И, чувствуя сердцем, где правда, где ложь,
В слезах я склоняюсь к усталым стопам.
Театр весны
Спектакль отыгран «Зима».
Умолк яркий шум бенефиса.
Повсюду царит кутерьма
Отъезда ведущей актрисы.
Она отслужила свой срок,
И гром восхищённых оваций
Затих, обмельчал и умолк.
Померк белый цвет декораций.
Одежда со сцены снята,
Кулисы лежат грудой грязной.
Нагая сквозит пустота.
Смывается грим. Лик прекрасный
Стал просто обычным лицом,
Усталым. Мешки под глазами.
Рабочие сцены гуртом
У рампы стоят с фонарями,
Меняя рассеянный свет
На дерзкие вспышки и блики.
Сценограф рисует проект,
Скрывая изящно улики
Забвенья одной ради той,
Чей голос любовь обещает,
Её аромат пеленой
Манит, освежает, дурманит.
Зелёный теперь кабинет.
Стоит капельдинер у входа.
Он вслух оглашает билет:
«Весна время лучшее года!»
Шах… и мат!
Ты гордо называешься «поэт»
И гордо кроешь трехэтажным матом.
Ты любишь сложность? Напиши сонет!
Но не по силам, друг. Пытался. Да куда там!
Не говори, что матершинник был
И Пушкин, и Есенин, и Маяковский.
В тебе я остужу ретивый пыл:
Ты