И черт с тобой!
…Медлительная сладость
Расходится от губ – кругами по воде.
Ты знаешь, что тебе со мной уже не сладить,
И рук не отпустить,
И далее – везде.
Парижу
Пасмурный, сизый, сиреневый,
Снившийся… Как ты живёшь,
Мой поседевший до времени,
Нетерпеливый Гаврош?
Пылкий, циничный, прижимистый,
Даром что нынче богат,
Вдруг – невозможным транжирою —
Вечер бросаешь к ногам.
И обольстительно-ласково
Тайны касаешься: той,
Что бережет за подвязкою
Каждый балкон кружевной,
И притворившийся крышею
Брошенный рыцарский шлем,
И пешеход, оступившийся
В свет Елисейских полей.
Страстью безудержной, душною,
Вышедшей из берегов,
Шторами скромно притушенной
Или бесстыдно нагой
Свет изливается, пенится,
Соткан из солнечных струй,
Лёгким, игристым и перистым
Все наполняет вокруг,
Будто разгадка. И символом
Сказки без тьмы и потерь —
Башня – на старте, бессильная
Прочь от тебя улететь.
Вина
А. Ш.
Луны лекарственно-желтые
Не помогают уже.
Тянется, ластится шелково,
Шарит в кромешной душе,
Ширится, щерится, щурится, —
Корчишься, словно прошит, —
Света голодное щупальце,
В сердце врастающий шип.
В простыни мертво впрессованный,
Комкаешь грубую бязь.
Не отпускает бессонница,
В ворот у горла вцепясь.
Стражем мучительной участи,
Казни не зная иной,
Вяжет силками паучьими,
Смертной, кандальной виной.
Зреет под лунными линзами
Знанья безжалостный яд:
Будешь полжизни зализывать
Совести рваной края.
Отдаляясь
Блекнет радость, изливаясь вслух,
Дно лизнув, пустым приходит невод,
И слетает тополиный пух
Призраком утраченного снега.
Как густеет время – никому…
Мутны зеркала, крошится кашель,
Лица удаляются во тьму
Семенящей поступью монашек.
Под шагами чувствуешь подлог.
Только небо звездно дышит в темя,
И дрожит под ребрами иглой
Чистота пронзительной потери.
Девальвация
И куда же ты денешь
Истрепавшее рот
Дореформенных денег
Суррогат-серебро?
Не возьмут ни в уплату,
Ни взаймы, ни в залог.
Можно слово оплакать:
Вышел срок.
Тычешь чертовой тыщей
Бесконечных причин.
Не трудись – не отыщешь,
Замолчи.
Нет