Или это бремя свободы сломило вас?». Но ведь, мысль изречённая – есть ложь. И я молчал.
Языки пламени чернили поленья в камине. Я думал: «Всё стало другим». И не понять: игра это или всерьёз? Может, вырваться и бежать? Признаться, после встречи с испанцем я долго не находил себе места. Если он прав? Жизнь в тюрьме чужого тела: что хуже этого? А там —вдыхай полной грудью воздух свободы; там – только ты и бушующий океан жизни, в котором ты – конкистадор!
А меж тем слова витали в воздухе.
– Думаем продавать дом…
– За бесценок…
– Ситуация ужасающая…
– Юг подкосила засуха, там голод…
И тут в окне мелькнула тень. Кортес! Я соскользнул с кресла, под снисходительные взгляды джентльменов перебежал гостиную, коснулся обеими руками холодного стекла. Я смотрел на его лицо, измождённое походами, поросшее бородой. На его голове был шлем, на груди лёгкая кираса. Глаза горели пламенем безумия. Он прожигал меня взглядом, требуя следовать за ним. «Протяни руку, – говорил его взгляд, – и вот он: мир твоих грёз!». Мой дух метался, словно в агонии. Я понимал, это последний шанс. Шанс на то, чтобы обмануть судьбу ибежать отобволакивающего уюта дома, который я переставал узнавать, от других, что за улыбками прятали кинжалы сплетен, бежать из мира, где привычка подчинила жизнь, где слабость называется осторожностью и почитается как добродетель. Мы долго смотрели друг на друга. В конце концов, он не выдержал, презрительно сплюнул и исчез в дымной из-за дождя темноте.
«Я конкистадор в панцире железном, я весело преследую звезду…», – шептал я своему отражению, оставляя следы дыхания на стекле. Слёзы обжигали щёки.
Дух же мой вопил: «Я помню тебя! Я помню твои сверкающие доспехи, Кортес! Когда полчищатабасков теснили нас в мангровых зарослях, это я подоспел вовремя. Это мой выстрел из аркебузы поверг того, кто уже занёс копьё, чтобы пронзить твоё сердце. На всю жизнь запомнил твой взгляд, благодарный, одобряющий, полный отваги. Он стоил тысяч слов, слышанных мною в сражениях. Это япервым с готовностью отозвался идти с тобой в поход на Теночтитлан. Не было в моей жизни ни дня, чтобы я пожалел о том мгновении, когда обернулся, чтобы проститься состенами Вера-Крус. То был август 1519 года. В путь меня манило не золото. Жажда открытий – вот, что пульсировало в жилах! Я помню, как ты увещевал нас: „Братья, последуем кресту! Имея веру, сим знаком победим!“. Но если мне суждено нести бремя грехов, моих или чужих, пребывая здесь, в чужом мне месте, в чужом теле и доме, застывшем в тумане безвременья, подобно безлюдному острову, я буду его нести. Потому что это есть величие духа!».
– Несчастный ребёнок, – услышал я за спинойголос одной из дам, – должно быть, он так страдает.
– С рождения он не произнёс ни слова, – говориладругая, – шесть лет мы с мужем ждали хоть какой-нибудь знак, что он слышит нас, но всё напрасно. Врачи говорят, что он слишком глубоко замкнулся в своём мире и едва понимает, что происходит