Пушкин, впрочем, Сервантес… Великим мыслями лишь можно стать поэтом, – стихи ж сплетать уж не такая редкость, – но как, коль молодость отдал… стихоплетенью, – …ту мудрость поиметь… У Пушкина, Лермонтова, Гоголя – одна судьба: отдали молодость словам, и мысль у них не развил`ась, – так и осталась лет на семнадцати, пусть очень даже были задатки, – а после двадцати способность мыслить не развить, – как после трех нельзя уж научиться, как следует, – банально говорить…
…Лишь после трех мне удалось еще поспать – до без четверти пяти; перед просыпом мне… Троцкий почему-то приснился: в какой-то людной комнате не помню о чем с ним говорил – он был уже седой старик, – я, ясно, молодым (мы меньше года на земле совместно в жизни были) … Из комнаты с Женей будто я выходил, ей говорил: не мог вождем он стать по трем причинам: две первые забыл (был высокомерен, ситуации не домысливал?) – третья – был евреем, да еще скверным (евреи есть ведь люди милейшие, – Женя со мной согласилась во сне: – У меня в одном классе такая есть девочка…) … – Проснувшись лишь, памяти включился механизм: всего меньше года я вместе с Троцком жил – в октябре 39-го я родился, – а летом 40-го он Меркадером убит, верным сталинцем, испанским коммунистом… 05.08
9 января …Когда ночами – не часто бывает, – сразу не засыпается, расположенье улиц старых под Двухгорбовой горой на Чуркине иногда вспоминается, – ныне сопка Бур`ачека; оттуда путь по жизни в 39-м начат… Уж 28 лет, как нет отца, – неделя с небольшим, как нет и матери, – и вот из всей родни ближайшей – я первейший самый на черед`е этой печальной… …Отец и в памяти остался старым – было ему около сорока, – а мне 15-ть, когда я к лицам стал присматриваться, – и был он узколиц и худощав, – а мать мне помнится и молодая: за тридцать было ей тогда слегка, – была в рассвете самом ее красота, притененная временем тяжким: и это всё в памяти жестокой наслаивается, – и каково ж ее лицо за восемьдесят пять с тридцатилетним сопоставлять мне в памяти!… …Не то на Чуркин чтоб не тянет – давно он территорией проклятой, – давно землей NON GRATA стал, – многоэтажками уж сплошь заставленный, в асфальт закатанный, – и мототы в нём «выше крыш», – и никого знакомых уже не сыщешь среди бесчисленной людской «икры»… И тишины давным-давно не слышно и в помине… …Ночами улочки детства старые глинисто-каменистые вспоминаются, дождями часто размывались, – и грузовик единственный днями не проезжал с Диомида на Окатовую; а легковушек вовсе не бывало; микроподъемы, микроспуски вспоминаются, и рытвины дорог, коров по коим на Улисс гоняли мы… Давно дороги те в асфальт закатаны – бесчисленная мотота, подобно тараканам травленным, – по ним и день и ночь мотается, – шумом и гарью всё в округе отравляя… Не иначе близ конца так развелась эта мотота поганая… (дабы людства сверхрост унять)…
Духовностью борется в людстве с животностью, – и победить