и надежд, может ли возникнуть настоящее чувство?»
В ответ на такую тираду поэтической души вы, возможно, усмехнётесь: «Лирика».
Да, но без неё, как и без любви, человечество просто исчезнет…
Но вернёмся к нашим героям. Поэт и Муза Ламповна, как в шутку окрестил он свою подругу, долго не выходили из дома, забывая порой о еде, растворяясь в страсти. Им теперь было всё равно, что творится в целом мире.
Чувство, что накрыло их, было похоже на сказку, ожившую среди россыпи мерцающих звёзд и галактик. Словно в огромном гамаке, подвязанном одним концом к Полярной звезде, а другим − к какой-нибудь Альфе Центавре, они раскачивались от неудержимой страсти, поднимающей их стремительно вверх и опускающей вниз…
Для уже немолодого Поэта такой всплеск эмоций оказался настоящим испытанием, но у него словно открылось второе дыхание. Да и страсти такой он не испытывал никогда…
Муза, само совершенство, манила красотой и непосредственностью. На вид ей − лет двадцать, лицо с правильными чертами, волосы отливали рыжей медью с серебром. Были они прямыми, ниспадающими свободно и, как ни странно, жёсткими на ощупь, словно тонкие электрические проволочки. Кожа светилась золотистым оттенком, и вся она сияла светом изнутри, как и её глаза − две вольтовы дуги.
В перерывах между занятием любовью, они часами говорили обо всём, а интересы у них совпадали настолько, что и предмета спора почти не возникало. Поэт мог только мечтать о подобной любви. За прошедшие «всё лучшие годы», эти мечты заметно подтаяли, потускнели. И вот теперь забрезжил свет оттуда, откуда он никак не ожидал, можно сказать, в прямом смысле – из Лампы…
Глава 3.
У Поэта была с детства тренированная память, он помнил бесчисленное множество дат, исторических и окололитературных событий, имён, стихов. Много знал стихотворений Пушкина, включая поэму «Евгений Онегин», произведения поэтов Серебряного века и современников. В его голове счастливо совмещались авторские стихи и песни с десятками шлягеров молодости.
Муза была другого склада, но она знала порой такое, что не изучают даже в вузах, зато не смогла бы ответить – откуда это. Словно оно пришло само собой. Она разбиралась в различных искусствах, могла играть на разных инструментах, владела несколькими иностранными языками, свободно декламируя в подлиннике отрывки из великих поэтов, российских классиков.
Очень сочно и красиво она говорила обо всём, так что Поэт переставал слышать смысл произносимого, отрешённо наслаждаясь её физической красотой, мелодичным грудным голосом. Просто смотрел на неё, и не верил, что случившееся с ним − не наваждение. В эти минуты завидовал себе самому, своему везению: наконец-то Всевышний внял его мольбам, значит он действительно что-то стоит!
Муза в такие моменты, замечая, что Поэт впадает в прострацию, замолкала, целовала его нежно в лоб, как ребёнка, отстранялась, взглядывала в глаза и восклицала: «Я так не играю! С кем это я сейчас говорила, милый?»
Он