.

не можем, – мое большое цветное фото. Тут я еще совсем молодой, орел, красавец и кавалергард, в чемпионской ленте, усыпанной бесчисленными спортивными медалями, жетонами и почетными знаками.

      Я сорвал с пачки бандерольку, потом с другой, с третьей – деньги зеленой вьюгой полетели по комнате, я хватал их пригоршнями и сыпал на Лору с диким развеселым криком:

      – Смотри, подруга, сколько у тебя «у.е.»! Вот это и есть уевище! Гуляем!..

      А Лора, улыбаясь, слабо держала меня холодными ладошками, и две круглые росяные капельки медленно ползли к ее подбородку.

      Сергей Ордынцев:

      РАЗВЕДДОПРОС

      На Театральной площади бушевал водоворот бесплодной и бессмысленной суеты. В уже привычной неопрятной стройке колготели и толкались люди с плакатами, призывавшими обратиться к Богу, к коммунистическим идеалам, к йоговской медитации, быстро разбогатеть и подать на пропитание беженцам.

      Мы рассматривали их с Сафоновым из машины, припарковавшейся перед Малым театром.

      – Вот эту штучку спрячь под рубаху, – протянул мне Сафонов маленькую черную коробочку, похожую на бипер. – Радиомаяк…

      – Опасаетесь, что они меня киднапнут?

      – Нет, похищать они тебя скорее всего не станут. Но все-таки… Береженого Бог бережет, – рассудительно-неспешно сказал Сафонов. – А вот эту булавку воткни за лацкан куртки. Это мощный микрофон-транслятор – мне весь ваш разговор будет слышно. Чуть что – мы тебя так прикроем, что им мало не покажется…

      – Спасибо!

      – Не за что. Ты не дергайся, головой не крути – мы тебя ни на миг из поля зрения не выпустим.

      – Алексей Кузьмич!

      – А?

      – Вы Интерпол чем-то вроде детсада представляете?

      – Нет, серьезная контора. Бывал я там. Однако разница с нами имеется. – Когда Сафонов ухмылялся, его каленая бурая морда покрывалась трещинами, как старая глина.

      – Какая?

      – То, что наши бандюки здесь на улице вытворяют, на Западе в кино показывают. А ты не обижайся, Серега. Я – старый, хочу потише, поспокойнее. Без прыжков, стрельбы и других шумных фокусов… Ну все, иди, иди, сынок… Не дергайся – я держу территорию.

      Я прошел не спеша через сквер и остановился у грязного пустого фонтана. Где-то, пока не различаемые мной, в разных позициях группировались патрули наблюдения – пешие прохожие и оперативники в машинах, готовые принять меня под опеку в любой точке по всей окрестности.

      И хотя я знал, что человек, к которому я пришел, уже наверняка пасется здесь давно – взглядом щупает меня, опознает, оценивает, – а все равно я дернулся маленько, когда коренастый здоровяк средних лет крепко взял меня под руку.

      – Здравствуй, Сережа, здравствуй, друг!

      Я отодвинулся на шаг, высвободил руку и лениво ответил:

      – Здорово, мой дорогой, старинный, безымянный, неизвестный мне дружбан…

      Мой новый корешок – шестипудовый комод со стенобитным рылом – добродушно засмеялся:

      – Все смешалось в доме Обломовых! Без пол-литра не понять