– Жаль, что у тебя не собачачий …
Я, правда, так и не поняла: член, или язык? Хотя, откуда, у меня, член?
Его язык, гораздо более длинный, чем у Лизки (чем твой, говорила мне, потом, Лизка) и доставал там, где Лизкин (где твой, говорила мне, потом, Лизка), достать не смог бы, ни – ко – гда! Покрытый тысячами мельчайших пупырышков, которые я чувствовала каждым квадратным миллиметром своего лобка, промежности и ануса … – Оооо! От наслаждения я задрала ноги, и раздвинула их, давая Крюгеру полный доступ к моим прелестям! И он ублажил меня так, как никогда, до этого, не ублажала меня Лизка (Лизка мне, потом, сказала то же самое). Его горячий и влажный, покрытый пупырышками язык, двигался от кобчика до клитора и выше, к животу … – Оооо! Блаженство! Я стонала, закатив глаза, и мальчишки отпустили мои руки, и пялились во все глазёнки, то на мою улыбку высшего блаженства, то на язык Крюгера, орудующий у меня между ног!
Блаженство не может длиться бесконечно. Закончилось и наше, с Лизкой. Пёсики, возбудились, и полезли на нас, тычась своими красными, собачачьими, в наши, распалённые лаской и похотью, киски! Ооо! Здесь было всё! И наслаждение от ебли, когда пёсик, засунув свой шестнадцатисантиметровый, двигался в одном темпе (подёргивая задом) минут семь, до первого излияния. И раздирающая, своды, боль от кнора, раздувшегося и застрявшего в пизде ещё на пять минут, до второго излияния спермы собачачьей. Мы стонали от наслаждения, мы извивались, мы корчились от боли, мы кусали губы, мы всхлипывали и вскрикивали! И когда Фреди и Крюгер, кончили в нас и соскочили с нас, ни у меня, ни у Лизки не осталось сил. Распластавшись, с раздвинутыми ножками, мы лежали на диванчике, а из наших пиздён текла, и текла сперма. У мальчонок округлились глазёнки, вспотели кулачонки, запотели муди и струился ручьями пот из-под мышек!
– Финита ля комедия! – изрёк Квазимода и повернулся, намереваясь уйти.
– Квазимода! – Урка смотрел на Лизку – Надо бы их выебать, для полноты картины
– Да кто, их, после этого, ебать то станет? – скривился Квазимода
– Мы! – хором ответили мальчишки.
Квазимода опять скривился – Ну тогда тащите их в подвал.
Мальчонки, уцепившись за наши ручонки, повели к подвалу, но Лизка упиралась, хотя и не вырывалась, и тогда её стали, просто, тупо, толкать сзади, одновременно и лапая, и щипая за сиськи, за жопу, за ляжки. Лизка противно скулила и отмахивалась, но к подвалу, хоть и сопротивляясь, всё же подвигалась. Нас завели в бомбоубежище, задраив дверь. И опять, меня, вёл, держа за руку, Утюг, а Лизка шла, держась за мою руку. Нас втолкнули в комнату с вентилятором и завалили на тюфяки, прогоркший и вонючий запах которых, от немытых тел, теперь, после помойки, не ощущался. В первый раз нас трахали пятеро. Теперь их девять.
Нет. Восемь. Квазимода, упал на свой тюфяк и молвил – Делайте, что хотите. Я, пас!
На несколько секунд зависла гробовая тишина, только ритмично поскрипывал вентилятор, в зарешёченном окошке.
А потом …
Что было потом, я помню смутно. И Лизка, тоже, мало что запомнила. Вряд ли, и мальчишки, что-то запомнили из той, жуткой, оргии. Один