двинулся к автомату регистрации, по-прежнему дрожа от холода. Казалось, все на него смотрят. Краем глаза он заметил офицера полиции в сопровождении двоих полицейских. Заболело в низу живота – показалось, что они направляются к нему. Он развернулся и подошел к толпе шведских туристов, стараясь выглядеть так же, как они.
Не удалось.
Стало ясно – они его ждали.
Майор полиции огляделся.
– Документы!
Он прекрасно знал, что это значит, но уставился на майора непонимающе. Это его немного даже успокоило – навыки не забыты. Даже через столько лет.
– Your pass and ticket, – повторил майор.
Это не может быть случайностью. Почему они выбрали именно его? Он прекрасно знал о свирепой конкуренции разных ветвей правоохранительных органов в России за деньги, за привилегии, за власть. Возможно, полиция решила проучить его неизвестного работодателя. Скорее всего, Центр уже не обладает той всеобъемлющей властью, как когда-то.
– Хайнц Андреас Браунхаймер? – весело спросил майор.
Может, им уже известно…
Хайнц Андреас.
Хайнц Андреевич.
Это его настоящее имя.
Из лихорадочного потока мыслей почему-то вынырнуло воспоминание: школа имени Жуковского в Эрфурте. Там учились почти исключительно дети офицеров ГСВГ – Группы советских войск в Германии. Имя Хайнц дала ему мать, немка, а отчество – отец. Хайнц Андреевич. Но в школе, понятно, все его называли Хайнц. Иногда только учителя в шутку говорили:
– Привет, Андреич!
Но с тех пор, как он поселился в Швеции, никто его так не называл. Только Хайнц. И второе имя Андреас, и фамилия Браунхаймер были выдумкой.
Неужели они знают и про это?
– На контроле безопасности большая очередь, – сказал майор, возвращая паспорт. – Пройдете через ВИП-контроль.
Он показал на дверь в стороне от конвейерных лент.
– Спасибо, – с трудом выдавил Хайнц.
Том стряхнул с башмаков снег и вошел в вестибюль главной конторы.
Ничего хорошего от сегодняшнего дня он не ждал. Весь вечер накануне убеждал Ребекку постараться что-то исправить, сделать еще одну попытку, хотя бы сходить к психотерапевту…
Она стояла на своем.
Никаких попыток. Никаких психотерапевтов.
А потом опять начались рыдания, и опять он ее утешал.
В ее непреклонности было что-то, что насторожило Тома. В частности, упрямый отказ попробовать психотерапию. Как это понимать – неужели она приняла решение давным-давно и только ждала удобного случая? Чем этот случай удобнее других? И полное нежелание выслушать его доводы. Может, она что-то скрывает?
Том кивнул девушке в приемной, отнес в гардероб пальто.
Выглядело так, что для Ребекки нет ничего важней, чем поскорее покончить со всеми формальностями. И ей, оказывается, совершенно не важна роль, которую он играет в жизни ее детей, хотя их биологический отец за последние годы не проявлял к потомству ни малейшего интереса.
И