всегда: когда ты одна, когда ты пребываешь на границе ночи и дня, мечты сильнее раскаяния, а желания берут верх над страхами – пока не взойдет солнце, не погрозит людям пальцем и не загонит мечты в их норы.
Но, сев на диван, Нофар почувствовала на себе чей-то взгляд. Со стены на нее уставился дедушка Элькана. Нофар отвела глаза и попыталась снова думать о чудесном вчерашнем интервью, но герой Войны за независимость продолжал сердито на нее смотреть. Да, в телестудии Нофар объявили героиней дня, но дедушка Элькана знал, что такое настоящий подвиг, – недаром его имя упоминалось на сто восемьдесят четвертой странице учебника истории, в третьем абзаце – и под пронзительным взглядом героя Нофар почувствовала себя жалкой блохой.
Родители рассказывали ей, что дедушка даже на скаку мог подстрелить вооруженного диверсанта из соседней деревни, однако молчали о том, что самой большой его любовью была земля. Элькана обожал ходить по полям босиком, обожал зимой чувствовать под ногами мягкую траву, а летом – ломкие колючки, обожал, когда его ноги целовали пьяные от ароматов весны сороконожки. Когда дедушка ложился спать, одна его нога всегда свешивалась с кровати – не только для того, чтобы он мог сразу вскочить по тревоге, но в первую очередь чтобы чувствовать спящую землю. Даже любовью с женой он занимался стоя – чтобы ни на миг не отрываться от своей настоящей возлюбленной. Он отказался обуться даже на собственную свадьбу и лишь на обрезании сына вынужден был изменить своему обычаю. Раввин, помнивший, что случилось на свадьбе, пригрозил, что откажется проводить обряд, если Элькана снова придет босиком. Жена умоляла его уступить, из глаз у нее потоком текли соленые слезы – и Элькана согласился, в первый и последний раз. Возможно, из страха, что соль повредит урожаю.
В его паспорте сотрудник иммиграционной службы записал «Эльканэ», но в кибуце чья-то озорная рука исправила имя на «Элькана», и с тех пор оно к нему прилипло. По ночам он охотился на коне за диверсантами и убивал их из ружья, а по утрам выходил в поле с двумя мотыгами – на случай, если одна устанет; тогда он сможет взять вместо нее ее подругу. Пока Элькана хранил верность земле, земля хранила верность Элькане, но после инсульта она к нему охладела. Охладела, как только жена посадила Элькану в кресло-каталку, накрыла его колени клетчатым пледом и поставила его ноги на подножку. Эта согбенная Далила отлично знала, что произойдет, когда ноги ее супруга оторвутся от земли. Если бы не коляска, он бы наверняка выздоровел. Ибо люди вроде Эльканы от инсульта не умирают: их либо смывает волной с пристани, либо испепеляет в поле молнией. Стоило разлучить ноги Эльканы с землей, как он стал чахнуть – и скончался спустя несколько дней.
Только одна просьба была у Эльканы в завещании, и она удивила всех членов кибуца, кроме одного, давно преставившегося. Элькана просил похоронить его как можно дальше от Дворкина.
До войны Элиягу Дворкин был закадычным другом Эльканы. Именно на груди у Дворкина Элькана плакал, когда жарким летним днем выгорел