иван-чая
1. Голубая гроза
Баба Дуся не боялась почти ничего на свете. Лишь два страха временами портили ей жизнь.
Во-первых, всю весну ее грызло опасение, что могут отобрать Шурку. Как привезли однажды, так и увезут – в далекий интернат, в город с длинным нездешним названием. Скажут: старая ты, чтобы растить и воспитывать мальчишку…
Но люди, что в марте одарили бабу Дусю внуком, к июню привезли и документы.
В первой справке говорилось, что Александр Полушкин есть ее, Евдокии Леонтьевны, вполне законный несовершеннолетний родственник. И что она, гражданка Е.Л. Смирина, полноправная Шуркина опекунша.
Другая бумага давала гражданке Смириной право получать на Шурку денежное пособие.
А третий документ предписывал директорше ближней школы принять первого сентября Александра Полушкина в седьмой класс в связи с переездом на данное место жительства.
И примет, никуда не денется. Тем более, что город с бывшим Шуркиным интернатом после недавних политических трясок оказался на территории другого суверенного государства. Там, разумеется, хватает беспризорников и без Полушкина…
Причина для беспокойства исчезла. И Шурка несколько раз подъезжал к бабе Дусе:
– Ну, теперь-то уж скажи, что за город. Чего ты боишься?
– Придет время, сам вспомнишь. А пока, чем меньше знаешь, меньше рассказывать будешь. Оно и спокойнее…
– Да кому мне рассказывать-то!
Шурку брала досада. Он морщился, напрягал память, но почти сразу начинался в ушах беспорядочный звон. Будто кто-то спускал с высоты до земли сотни металлических нитей с бубенчиками. За этой звенящей завесой пряталось многое из того, что случилось раньше. А если Шурка не отступал, начинало болеть в левой стороне груди. Словно там было, чему болеть…
Шурка встряхивал головой. Звон затихал. И Шурка возвращался к нынешней нехитрой жизни…
Короче говоря, страх бабы Дуси насчет Шурки оказался не очень длинным.
Однако на смену ему подоспел, ожил другой – стародавний и неистребимый.
Июнь пришел жаркий и влажный. Чуть не каждый день накатывали грозы. А молниями и громом баба Дуся была напугана с детских лет на всю жизнь.
Едва начинало погромыхивать, она закрывала форточки, проверяла в дымоходе вьюшку и запирала на все крючки и задвижки наружную дверь (что, сами понимаете, было уже сплошной бредятиной).
Потом баба Дуся укрывалась в кухоньке с наглухо зашторенным окном и звала Шурку к себе – бояться вдвоем было легче.
Но Шурка не боялся.
Когда за окном грохало, а баба Дуся крестилась и шептала: «Ох ты, Господи, грехи наши», Шурка пытался воззвать к ее рассудку:
– Ну при чем тут твои грехи! Это же природа! Летом всегда бывают грозы, пускай хоть все на свете сделаются безгрешные…
– Ох, да помолчи ты, окаянная сила…
А за окном опять: бух! трах!
– Господи-светы…
– И ни при чем тут Господи, это атмосферное электричество.
– Да без тебя знаю, что атмосферное! Оно и страшно. Господь-то, он милостив,