церквей (я думал, баптисты не смотрят порно), обличенных на хрупких страницах кодекса Чакос, рассыпанных, сексуальными руками ангелов Гюго, – электрическим порошком латинских языков постапокалипсиса, на венецианских башнях Сан-Марко… Сепаратистскими постами в китайский микроблог вейбо; нокаутами Холли Холм; обезглавленным манифестом Рабочей партии Курдистана, и безмолвным тоталитаризмом Трудовой партии Кореи; утилизированными кокаиновыми «дорожками» за маркировкой: Брэндана Новака, Диего Армандо Марадоны, Джона Макинроя и Адриана Муту; нокаутами Рикки Хаттона; электромагнитным радиошумом в несколько тысяч ватт уличных фонарей Нью-Йорка и Токио; панк-роком новой волны от: Дебби Харри, Билли Айдола и «Эхо и люди-кролики»; нокаутами Джеймса Галлахера и финансовым крахом американской компании «Истман кодак»… Оставаясь в равномерном движении своего беспрерывного полета по оболочкам нераскаявшихся сухожилий новозаветного Гестаса; и, – тая: одуванчиковым мёдом и виноградным вином, на упрямых строчках фотогеничной песни «Не прощённый» группы «Металлика»; нокаутами Тайсона Фьюри; на забытых концессиях предсмертного страха и системных минут покаяния, преломленного хлебом Иисуса – Часа Расплаты… Нокаутами Шона Сахарка О’Мэлли… Нокаутами Конора Макгрегора… «Алабамой-слэм» от Хардкор Холли, «кельтским крестом» от Шеймуса и «скачком веры» от Шейна Макмэна …
– Между стременем и землей, милосердия просил я, милосердие обрёл, – истинной христианской молитвы, пели невиновными голосами католические священники мира, уснув на космополитичных фресках, на алтарной стене Сикстинской капеллы …
– La mort, – автоматически сухо, по ошибке своей усталости и врожденной меланхолии, уронил я в ответ.
– Больше – никаких игр, слышишь? Гийом!!!
Пение его модернизированного скрипа эфирных шумов, со всех орбитальных станций мира, разносилось голосом бескультурной эпохи по капсульным улицам неумытого города, оставаясь, все еще, целостным зерном самоуспокоения, лишь в границах динамика моего мобильного аппарата – on-line:
– Никаких бомб, прогулок и развлечений. Незачем больше плавать, Гийом! Я потерял страсть! Слышишь? Лучше вспыхнуть и сгореть дотла, чем сохранить тепло и медленно догореть. Расслабься, Гийом. Больно не будет! Mundi, amor, empathy. По-телефону очень легко врать, Гийом. Иди домой и согреши, расскажи потом своим детям историю, которую можно продать!!!
– Ведь главное здесь – vincere, – также устало, меланхолично, ронял я, мертвые фразы своего миросозерцания, на хрустальную плоскость суицидальных пьес «к Элизе», исчезая в персональных ошибках изначально неверно выбранного мною пути.
Я выключил телефон первым, раньше того, как самому, окунуться в центр безразличия акустических пятисекундных сигналов, тихо добавив, – Vincere aut mori, если быть уж совсем точным.
Улицы Дин-Гонви плачут от одиночества и беспробудного пьянства шахтеров из Шеффилда, и вновь обретенных Великой депрессией – золотоискателей с Аляски, наряженных,