судя по одежде, состоящую из купцов и посыльных от иноземных послов. Толпа внимательно слушала напомаженного господина, наряженного в одежду приказчика. Как ни торопился Виталик, но встречаться с надоедливыми просителями ему не хотелось, и он свернул с прямого пути, нырнув в ближайший проулок, чтобы зайти к подворью Янки Вдовицы с тылу, но невольно затормозил, когда до него дошло, о чем вещает приказчик.
– Повторяю еще раз, господа, царский сплетник – человек занятой, а потому принять сможет не всех, а только самых достойных. Ну, а уж кто из вас самый достойный, будет решать его управляющий, – указал приказчик на важного тучного господина, перегородившего дорогу к дверям парадного входа подворья Янки Вдовицы.
Толпа намек поняла и ринулась в атаку, тряся своими кошелями.
– В очередь, господа, в очередь, – заволновался «приказчик», сообразив, что «управляющего» сейчас просто-напросто сметут к чертовой матери, оставив его с подельником без навара.
Виталик сразу узнал пушистых обормотов. Да и как их было не узнать? Кто, кроме Васьки и Жучка, мог внаглую среди бела дня проворачивать такую аферу?
За спиной Виталика кто-то деликатно кашлянул. Царский сплетник обернулся. Перед ним стоял глава купеческой гильдии, по совместительству работавший немецким послом на Руси, господин Вилли Шварцкопф.
– А ты чего не с ними? – хмыкнул юноша, кивая на толпу.
– Я умет читат межту строк, – многозначительно тряхнул первым выпуском газеты посол, – все, как ми ест тоговариватся. И потом, раз ви ест зтес, значит, там ви ест нет! А то, что ест там, – Вилли высунул свою физиономию из проулка и кивнул на Ваську с Жучком, – это ест… э-э-э… как это ви обычно говорит… развот!
– Это точно, – согласился юноша. – И кто-то скоро от меня за этот развод огребет, если, конечно, наваром не поделится. А если бы это все-таки не был развод?
– Я все претусмотрет, – успокоил Виталика Вилли. – Половина очерет – мой человек.
– Прелестно. И что же ты прочитал между строк?
– Ви ест писат зтес: «Реклама – твигател торговля!» Значит, у вас ест новый бизнес, а новый бизнес ест большие теньги. Я готов телать инвестиция. Я толко не понят, что такой ест реклама.
– Это и есть реклама. Ты прочел между строк, задумался, и другие, когда прочтут, задумаются. Вот кто лучше думает, тот и сорвет большой куш.
– Ви ест гений. Я хочу, чтобы на мой ротной Германий был такой же газет и реклам.
– Это к царю. Он в доле, так что права без его санкции пока не продаются.
– О та, та! Я знайт, что из Великий Британий пришел почтовый голуб тля английский посол, закупат патент. Но великий Германий таст болше! Много болше! Толко вот патент нигте нет! И я никак не могу понят, зачем сразу Страсбургский сут, если нет патент?
– Чего? – опешил Виталик. – Страсбургский суд?
– Я, я, Страсбургский сут. Патент нет, Страсбургский сут ест. Я не понимайт, против чего протестоват, если нет патент?
Виталик потряс головой. Это