Говорите вы, – величественно разрешила директор.
Ева Петровна скорбно кивнула и оглядела притихшие ряды.
– Конечно, – произнесла она, – я ни дня больше не останусь у вас руководителем. Но прежде чем уйти, я должна разобраться в этом позорнейшем происшествии. Это мой долг.
Девчонки торопливо зашушукались. Они считали своей обязанностью уговаривать Еву Петровну не бросать их, когда она в очередной раз заявляла об отставке.
Сейчас, однако, Ева Петровна не стала слушать жалобных уверений в любви и преданности. Она еще раз подвергла испытанию на прочность несчастного «Графа» и потребовала:
– Встаньте, кто был задержан в гардеробной преподавателей.
Четверо встали. Куда деваться-то? Все равно портфели отобраны.
– Та-ак… – сказала Ева Петровна. Она покивала, взялась двумя руками за худой подбородок и обвела стоявших укоризненно-проницательным взглядом. Трое опустили глаза.
– Ну так что, Векшин, – произнесла Ева Петровна почти доброжелательно. – Может быть, признаться сразу? Пока есть время исправить ошибку…
– В чем признаться? – спросил Кирилл и подумал, что у Евы Петровны глаза странного цвета: как пыльная трава.
– Ты не знаешь, в чем?
– Не знаю, – честно сказал Кирилл.
– Ну, хорошо… Что вы делали в учительской раздевалке?
Кирилл улыбнулся. Чуть-чуть. Даже досада его сразу прошла. В самом деле смешно: признаваться в том, что все знают.
– Мы прятались от завуча Нины Васильевны, – сказал он.
Элька Мякишева и Нинка Родина вопросительно хихикнули и посмотрели на классную руководительницу. Она, однако, на них не взглянула. И сухо поинтересовалась:
– Зачем же прятались?
– Она загоняла нас в хор.
Анна Викторовна колыхнулась у дверей.
– Что значит «загоняла»? Ты соображаешь, что говоришь?
Кирилл опять ощутил едкую досаду.
– Соображаю, – сказал он. – Она стояла у выхода с учителем пения, хватала всех и отбирала дневники, если кто записан в хоре и не хочет идти.
– И вы решили обмануть завуча и учителя, – словно подводя итог, произнесла Ева Петровна.
Кирилл пожал плечами.
– Странно, что ты не хочешь ходить на занятия, – мягко сказала Ева Петровна. – Почему? Ты же любишь петь.
– Я не люблю, когда меня заставляют. Хор – это не уроки. Это добровольное дело.
Анна Викторовна колыхнулась у двери.
– Добровольное для тех, у кого сознательная дисциплина. А для тех, кто не дорос до нее, мы применяем добровольно-обязательный метод.
– Как у кошки с воробьем, – сказал с задней парты Климов.
– Что-что? – Анна Викторовна устремила в глубину класса настороженный взгляд. – Ну-ка объясни.
Климов охотно объяснил:
– Кошка поймала воробья и говорит: «С чем тебя есть? С уксусом или сметаной? Выбирай добровольно…»
– Ну-ка поднимись, юморист, – потребовала Анна Викторовна.
Климов поднялся, и все засмеялись. Если он вставал, всегда возникало веселье: такая мачта вырастала над партой.
–