А метки на вдовушкиных вещах. Забыли спороть, а? А я их нашел, вещички-то! И свидетель есть, умненький мальчик Николенька, он хоть и не видел ничего толком, а фактики кое-какие сопоставил, а я их у него выведал. И еще кое-что на вас указывает… И пуще всего – дневник ваш. Его я тоже нашел, хотя вы его под половицей спрятали. С большим интересом ознакомился… Многое, как классик писал, «дым, туман, струна звенит в тумане», особенно там, где о страдании. Но многое говорит о вас, как о человеке искреннем, даже благородном. А преступление ваше – это вроде помрачения рассудка.
– Я не убивал, – упрямо наклонил голову Гриша.
Петр Романович даже на спинку стула откинулся, так он, казалось, был поражен словами подследственного.
– Побойтесь Бога, гражданин Колотовкин! – вскричал он, совсем некстати помянув Всевышнего. – А кто тогда? И не запирайтесь, вы убили, вы! Больше некому».
– Дивно! – восхитился Юра, прерывая чтение.
– Понравилось? – спросила Нина, выступая из своего закутка.
– Еще бы! Вот так, ничтоже сумняшеся, взять и перелицевать «…».
Глава 5
Самородок
– Понравилось? – спросила Нина, выступая из своего закутка.
– Еще бы! Вот так, ничтоже сумняшеся, взять и перелицевать «Преступление и наказание».
– Творчески переосмыслить! – внушительно поправили Юру.
В дверях громоздился человек-глыба с плечами молотобойца и челюстью боксера. Нина дернула уголком губ, скрылась за стеллажами, и Юра понял, что ему предстоит в одиночку противостоять графоману-плагиатору Леониду Каменному.
– Чем могу служить?
– А прислуживаться не тошно?
Глыба вторглась в кабинет с неотвратимостью мамаева нашествия и грозно нависла над Юрой. Тот посчитал нужным отчеканить в стиле Юлиана Семенова:
– В связях, порочащих честь редактора, замечен не был.
– Не замечен… Не уличен! – презрительно пробухал Каменный. – Отчего же тогда мой роман не понравился? Сделайте милость, ответьте, Камзолкин Юрий свет Максимович. Так, кажется, вас величают? Объяснитесь! Вам это, как заведующему отделом, и по должности положено.
– Я знаком с ним фрагментарно, – не стал кривить душой Юра. – Однако должен признаться, Достоевский в подлиннике мне как-то ближе.
– Вы не понимаете! – человек-глыба возвел очи горе. – В этом треклятом издательстве, лишь по недоразумению благородно именуемом «Фолиант», не понимают элементарных вещей! Ни ваш президент Кочерга, ни этот счетовод Иванов, ни эта пигалица… – он покосился на Нину.
– Я бы попросил выбирать выражения! – вскипел Юра.
– А я прошу вас, юноша, хоть изредка напрягать собственные мозги!
Каменный разошелся не на шутку. Глаза метали молнии. Челюсть все больше выпирала вперед. Именно такими Юра представлял себе татаро-монгольских воителей. Только глаза – щелочками, и вместо шляпы – лисий малахай.
– Достоевский. Ха! – продолжал разоряться