рискую не дожить.
– Мне легче. Я даже не рискую. Терпенье, Уинстон. Вы доживете до момента, когда время, сейчас так жестко играющее против нас, начнет играть против маршала Сталина и его жуткой своры. Это я вам обещаю, дружище.
– Я последовал вашему совету, и весь вчерашний вечер посвятил попыткам задать нужные вопросы нужным людям. Я узнал слишком много неожиданного и непонятного. Именно поэтому ваш проект последовательного Недеяния, – назовем его, если не возражаете, «Христианское Смирение», – не кажется мне вполне надежным.
– А он и не является вполне надежным. Просто, на мой взгляд, это единственная линия поведения, при которой ситуация, да, проигрышная, да, позорная, можно сказать, катастрофическая, – не стала бы безнадежной. Опыт самой последней истории показывает: пока жива Британия, с Европой не все еще кончено.
– Вы думаете, нам будет достаточно просто смирно сидеть и вести себя примерно, чтобы этот людоед оставил нас в покое?
– А он сам объяснил нам все необходимое. Из чего я делаю вывод, что он все-таки не настолько умен, как думает сам. Или, может быть, привыкнув общаться исключительно с подданными, просто не имеет достаточного опыта общения с равными себе… владыками. Он не может остановить войну, так сильно мотивированную местью, желаньем отплатить сполна за пережитый страх и унижения, потешить злобу, садизм и похоть. Да ограбить, наконец! Есть и более рациональное желание навсегда исключить исходящую от Германии, – а значит, от всей континентальной Европы, от всего Запада! – угрозу. Но он проговорился, что в сложившейся ситуации совершенно не заинтересован продлевать войну свыше совершенно необходимого. Как раз для того, чтобы не допустить дальнейшего усиления военных и директората ВПК. Похоже, они сосредоточили в своих руках необъятную фактическую власть и привыкли к бесконтрольности и значительной безнаказанности. До войны карали кого угодно, за дело и просто профилактически, за то, что стал слишком силен или для того, чтоб запугать остальных. Теперь слишком многое пришлось прощать людям, доказавшим свою эффективность. И они отбились от рук. Ему хочется… да нет, просто необходимо побыстрее закончить войну еще и для того, чтобы заново взнуздать их.
– Кажется, вы еще недавно еще говорили, что они разделаются с нами шутя… Так причем здесь длинная война?
– Бог с вами, – Рузвельт, чуть отклонившись, с явным изумлением глянул на него через очки, – вы меня совершенно неправильно поняли! Наскоро собранный экспедиционный корпус они, да, съедят не поморщившись. Но Канал! Это, неизбежно, весьма значительные потери, огромные подготовительные работы и довольно много времени.
«Вот только у Сталина может оказаться достаточно памяти, чтобы все-таки, воспользовавшись уникальным моментом, удавить вас, не считаясь с жертвами и не отвлекаясь на сиюминутные соображения. Страшно даже подумать об этом, но на его месте я поступил бы именно так. Искренне поговорил бы с ближним