не показывал своего отношения к эмоциональной речи товарища Жданова. Пауза затягивалась, и смущенный оратор замолчал, как будто бы у него иссяк завод.
– Посмотрите, товарищ Жданов, – начал вождь непривычно мягким тоном, который свидетельствовал о хорошем расположении духа у вождя, – вот тут присутствуют военные товарищи, которые просто по должности нэ могут проявлять излишнего гуманизма. Ни, к сожалению, к подчиненным, ни, тем более, к врагу. И ни один из них нэ возражает. Как ви думаете, – пачему? Ладно товарищ Абакумов, признанный гуманист, и, тем более, товарищ Берия, известный своей добротой и вообще человек штатский. Пожалуй, еще у Бориса Михайловича – дореволюционное воспитание, предполагающее… некоторый гуманизм. Но вот тут находятся командующие фронтами, беречь личный состав всеми способами – их прямая служебная обязанность. И они нэ протестуют. Я нэ буду напоминать вам, что ми нэ фашисты, а наоборот, с фашистами воюем. Я только спрошу: как ви думаете, куда двинутся полтора миллиона берлинских обывателей, получив наше послание? На восток? Или все-таки на запад? Туда, откуда они только и могут перебросить резервы? – Он остановился, подняв глаза на членов ГКО и привлеченных на заседание лиц. – Я думаю, что выражу общее мнение: отпечатанные листовки на Берлин надо сбросить. Назначить ответственного за исполнение. Я подпишу. Второй этап аперации – через ночь после первого.
На протяжении полутора месяцев Берлин не бомбили, почитай, вовсе. Аэродромы, – да, другое дело, разведывались и атаковались с особым старанием. В действиях пилотов была отчетливо заметна этакая комбинация бульдожьего упорства и неотступной мстительности вендетты, чтобы, значит, до конца, под корень и без шансов. В комбинации с воздушными боями и свободной охотой, такого рода последовательность вообще свела активность люфтваффе в столичном округе практически к нулю. А сам город – нет. Разве что чисто для проформы, чтобы не насторожились. Приказ о сбросе миллионов листовок с предупреждением «Жителям Берлина и солдатам Германской армии» в строевых частях ВВС был воспринят с тихим, но единодушным неодобрением: полет и риск настоящие, как с нормальными бомбами, а толку? Вовсе не берегут нашего брата.
Нет, исход из города начался раньше, когда на востоке начало едва слышно, но настойчиво погромыхивать. Листовки только ускорили и многократно усилили этот процесс. В общем, перестала в полной мере действовать и традиционная законопослушность немцев. Минуя все кордоны, тысячами тонких струек вытекало из города его население. Не только старики и маленькие дети, иждивенцы, бесполезный балласт в эти беспощадные времена. Но и те, кто мог бы строить баррикады, тушить пожары, восстанавливать связь и проводку, разбирать завалы и снабжать войска, – да и просто путаться в ногах у наступающих. Без кого от города останется только пустая оболочка, не способная стоять против врага, сколько бы войск его ни обороняло. Впрочем,