Никогда раньше не видел их так близко.
Лодка прошла метрах в двадцати от безмятежно лежащих животных. Они едва удостоили ее своим вниманием.
Подул достаточно сильный попутный ветер, и скорость стала приличной. На подходе к устью Самура Андреич указал на далекий знак-треножник, одиноко возвышающийся на голом мысе:
– Маша, Денис, это знак экспедиции вашего отца. Первый из двух.
Дальше потянулись ничем не примечательные дни вдоль выжженного пустынного берега, на котором виднелись лишь редкие кривые деревья, колючки и грязно-серая трава. Часто приходилось идти на веслах, а иногда и приставать к берегу, пережидая встречный южный ветер.
Через неделю изматывающей жары и тупой, бесконечной гребли Глеб заявил:
– Если за нами кто-то и увязался, то вскоре пожалеют об этом. А если Радомир упрется и будет заставлять их плыть дальше, они взбунтуются.
– Не исключено, молодой человек, не исключено, – прокомментировал Андреич. – К тому же уже вторая половина августа, а сентябрьские шторма никто не отменял. С ними здесь можно надолго застрять.
Наконец, достигли Апшерона. На самой восточной его оконечности все еще стоял, немного покосившись от ветров и времени, второй знак.
Сутки отдыхали на берегу возле небольшого ручейка, сбегающего с высоких холмов. Была слишком сильная волна, да и ветер не совсем попутный. Проверили продовольствие – остался последний мешок. Все, кроме основных круп, было давно съедено.
– Вова, ты говорил, что каких-то семян из дому взяли, – Андреич подкинул дров в костер, и почему-то решил уточнить детали.
– Редиску, морковку, свеклу, огурцы и помидоры.
– Помидоры, – задумчиво повторил за ним Андреич, – помидоры. Хорошо.
Он что-то прикидывал в голове, видимо, рассчитывая примерный рацион на следующий год. – Даже очень хорошо. Можно нормально питаться.
– Жаль, картошки не будет, – сонным голосом сказал Денис.
– А я думал, ты спишь, – повернулся к нему Андреич. – И без картошки можно прожить. Я первые три года здесь вообще картошки не видел.
– А где ты жил? Сразу в Кумшаке?
– О, ты уже на «ты», наконец-то. Не, сначала, как и все, в Калитве, потом в Северске. Потом опять в Калитве. В Кумшак позже перебрался.
– А что так носило?
– В Северске с Радомиром не ужился.
– Что он, и тогда борзел?
– Ну а как ты думаешь? Они со своей реконструкторской кодлой сразу стали собственные порядки наводить. И донаводились – до того, что от них стали толпами бежать.
– В Калитву?
– В основном в Калитву, но Бахмут тоже частью из таких беженцев вырос. Там всё же чуть пореже их видно было.
– Мне мать, помню, рассказывала, что он на себя работать заставлял, – Глеба разговор тоже заинтересовал.
– Ну не на себя лично, а «на благо общины». Это так называлось.
– А в чем «благо общины», решалось Радомиром, – улыбнулся Руслан.
– Именно