Справа от лампочки поразила белизной красивая заграничная дверь и надпись над висячим замком: «Welcome».
Зря перся! Голубые ромашки!
– Козлы! – В сердцах пнул по обитому латунью порогу.
Дужка замка открылась, замок выскользнул из проушин и свалился на ногу.
Дверь распахнулась, оттуда выскочил всклокоченный менеджер и стал притворно причитать:
– Господи, как же это случилось! Только бы не перелом. Не беспокойтесь, фирма все оплатит. Только бы не ампутировать.
Я глядел на идиота. Он хватал мою ногу, расшнуровывал ботинок, усаживал в кресло, без передыху ойкал, суетился.
А нога между тем начинала ныть. Я снял носок. Здоровенная ссадина пересекала ступню. Она синела. Нога пухла, раздувалась, превращалась в розово-желто-лиловую, втрое больше обычной. Засунуть назад в ботинок уже не получалось.
– Только бы не ампутировать! – продолжал стенать продавец, заглядывая мне в глаза. – Только бы не резать!
В руке его мелькнул скальпель.
– Э, мужик, а в лобешник не хочешь? – заорал я, схватил замок и треснул шустряка по башке.
– Фирма сделает все, даже протезы! – И, теряя сознание, почти неслышно дошептал: – Но до этого, я уверен, не дойдет…
– Я тебе сам оплачу протезы, Мересьев недоделанный.
Надо мной прозвучало:
– Федор Лукич! Главный менеджер зала, – и щелкнули каблуки полуботинок. – Чем могу быть полезен?
– Вы что, офицером в штабе служили, что щелкаете шпорами? – Я поднял голову и увидел близнеца тюкнутого мной Мересьева.
– Никак нет. Я служил в действующей армии.
– И где же она действовала?
– В боевой обстановке, – уклонился от ответа главный менеджер, натужно улыбнулся и всадил в толстую вспухшую ногу шприц.
В глазах у меня поплыло. Ослепил операционный свет. Далеко-далеко падали в лоток отработанные зажимы, пинцеты, медленно летела красная вата, пахло медициной. Еще дальше переговаривались близнецы, совсем далеко висела на окне в кухне льняная занавеска с голубыми ромашками и улыбалась жена.
– Да, – рассуждал главный менеджер, – уже метастазы пошли. С этой штуковиной ему месяца четыре жить, не больше.
– Ой, не больше, – поддакивал второй.
Потом «штуковина», наверное, отрéзалась и я услышал шлепок какого-то куска своей плоти о дно помойного ведра.
– А с этим года три, а то и четыре протянул бы.
– Да, да, четыре.
– А вот с этим, а с этим… – главный задумался.
– С этим лет двенадцать, – оценил младшенький очередную часть моего нутра.
– Пожалуй.
Шлепков было много.
– Все предопределено, – философствовал главный менеджер.
– Да, да, как вы, братец, правы, все указывает на это, – поддакивал другой.
«А как же про то, что все внезапно смертны?» – прошептало в моей голове.
– А вот это вы, батенька, бросьте! – возмутился