теперь дело техники, – радостно сказал следователь. – Закреплюсь немного, а потом подробно все распишу в постановлении и прекращу дело за смертью обвиняемых. А карточка все равно на раскрытие пойдет. А я уж боялся, что зависнет дело и будут меня за него дергать.
– А как же кража историй болезней из Первой больницы? – спросил Нечаев.
– А мне-то что? – удивился следователь. – Для моего дела она значения не имеет, я и материалы не приобщал, в отдельной папке держал. Ваши из районного управления откажут, и все дела. Какую ценность эти бумажки имеют? Да никакой!
– А если что-то случится? – настаивал Нечаев. – Вон, недавно на Редигер покушались!
– А вот когда случится что-нибудь, тогда и будем разбираться, – неуверенно пробормотал следователь, отводя взгляд в сторону.
– Со свежими покойниками? – уточнил Нечаев. – Так ведь и погоны потерять можно.
– Начальство не поймет, если я при установленных убийцах дело буду держать без решения, – сказал следователь. – Я понимаю, но и вы все понимать должны. Ну недельку я еще возиться буду, техническую сторону оформлять… Этого хватит?
– Так ведь мы не таксисты, а ты не пассажир, – качнул головой Нечаев. – Это там можно спросить: десятки до центра хватит?
– У меня очень мало времени, – сказал заместитель директора института Хвощев. Директор был в отъезде, поэтому Примус договорился о встрече с его заместителем. Ему хотелось выяснить некоторые детали из жизни покойного Медника. – Тридцать минут, больше я вам уделить не могу.
– Попробуем уложиться в тридцать, – оперуполномоченный Евграфов плюхнулся на стул, раскрывая блокнот. – Только смею заметить, Дмитрий Степанович, мы ведь тоже не в бирюльки играем, я человек не менее занятой.
Хвощев снял очки, тщательно протер линзы, водрузил очки на пористый нос и недоуменно и гневно уставился на нахала. Может, на сотрудников института этот взгляд и действовал, но Примусу на него плевать хотелось – невелика шишка, в свое время Примусу и более влиятельных людей допрашивать по поручению следователя приходилось. – Убили-то вашего сотрудника, – сказал Примус укоризненно.
– Бывшего, – нервно сказал Хвощев. – Бывшего, э-э-э… напомните мне свое имя-отчество?
«Это он мне разницу между нами хочет показать, – догадался Примус, – намекнуть, так сказать, что с вершины его положения я блохой ничего не значащей кажусь».
– Николай Александрович, – быстро подсказал он. – А вас – Дмитрий Степанович. Мне бы хотелось узнать, над какими проблемами в вашем институте работал покойный Медник? Хвощев с видимым превосходством оглядел опера.
– Видите ли, молодой человек, – медленно сказал он, – не знаю, хватит ли вашей подготовки понять те проблемы, над которыми бьются ученые? У вас ведь в милиции, как я понимаю, главная задача – хватать и не пущать, не так ли? А методы научной работы совсем, совсем иные! – А вы попробуйте, – предложил Примус. – Вдруг пойму?
Хвощев дернул брыластой щекой, похоже, Примус своим нахальством и бесцеремонностью